Малый ход

Установить я цену не могу,
Моя цена – бесплатно, безвозмездно,
Я не сумею объявить войну,
Война с ценой довольно неуместна.

Мой главный стимул – это крепкий сон
И жить спокойно, тихо, без оглядки,
А эти принципы – сплошной фантом.
Какие, к чёрту, правила, порядки?

Смиренно в сторону я отойду
И заплачу втридорога, но честно,
Билетик в рай отдам, а сам в аду
Займу никем не занятое место.

Чего добьётся праведный герой?
Чем глубже в лес, тем толще партизаны
И все вокруг стоят к тебе спиной,
Здесь нет людей, здесь овцы и бараны.

Я не умею цены назначать,
Считаю только собственные деньги,
Я не рискую сам и сообща,
Как говорится, шапочка по Сеньке.

* * *

А капитан даёт команду: "Малый ход",
Отшвартовавшись очень медленно и важно,
От старой пристани отчалит теплоход
Столь осторожно, неприметно, но отважно.

Такое ремесло

Приехал бос. Переполох.
Везде кордоны, не пройти,
Он лучше выдумать не смог,
Как перекрыть вокруг пути.

А нам какой, признаться, толк?
Его никто не приглашал,
Привёз с собой охраны полк,
Закрыл на целый день квартал.

Орут борзые в мегафон,
Вокруг сплошная кутерьма,
Витает очень злобный фон.
И кто из нас тогда слуга?

Но мы – тупой электорат,
Он – собиратель голосов,
Устроил шоу, маскарад,
Согнав толпу, как будто псов.

Ну, наконец-то, бос умчал,
Пошло своим всё чередом,
Мы посмотрели сей канкан
И возвратились в свой дурдом.

Он уверял нас, выбор есть,
Но каждый раз опять не то,
Периодическая лесть
И масса всяческих понтов.

Мы сами создали им рай,
Мы сами создали господ,
Теперь ещё и выбирай,
Совсем запутался народ.

Торчат в корыте их зады,
Для всех в кормушке места нет,
Они ведут себя на "Вы",
Как образец, лицо и честь.

Умчался бос. Всеобщий вздох,
Ну, слава богу, пронесло,
Хотя, возможно, он не плох,
Видать, такое ремесло.

Могучий… Нет

Она – великая река
И широка, без берегов,
А в ней отравлена вода,
На протяжении веков.

* * *

Вода течёт лишь по часам,
Когда включают где-то ТЭС,
Зелёной ряски полоса,
Как издевательство над СЭС.

И пузырящийся метан,
И двухметровый ила слой,
Стоит великая река,
Стоит с протухшею водой.

Когда-то был могучий… Нет.
Теперь простой водозабор
На протяжении ста лет,
Но судоходный до сих пор.

Дитя больных "хозяйских" рук,
Рассадник хвори дохлых рыб,
Лишь эпилог, лишь первый стук,
Кричит молчание навзрыд.

Стоит река, как будто пруд,
Канализаций грязных сток,
Потрачен зря дедами труд,
Никто из внуков не помог.

Стоит зелёная река,
Стоит, воняя гнилью недр,
Её прославили века,
Осталась слава, речка – нет.

Братья?

Какие там братья? Какого там чёрта?
Всего-то соседи, случайно и только,
Считают себя все из высшего сорта,
В отдельности, каждый, колюч, как иголка.

Какие там братья? Там делят по-братски,
Пытаясь, при этом, всё время быть старшим,
Но выглядят глупо, скорей, по-дурацки,
Когда рвут друг друга, не вашим, ни нашим.

Какие там братья? С высоким забором?
Готовы сражаться за снег в огороде,
Но песни поют все без устали, хором,
О дружбе меж братьями…, на эшафоте.

Какие там братья? Жлобы с подворотней,
Страшнее чужих вне родимого дома,
Везде иностранцы и иногородние,
Слепые рабы у какого-то "Прома".

Какие там братья? Где младший ворует?
А может и нет, но другой так считает,
Всегда друг о друге они помнят всуе,
Не видно конца там, не видно там края.

Какие там братья? Какого там рода?
С различными целями, менталитетом,
У них отличается даже погода.
Какого там чёрта, все братья, при этом?

Задача

Условие.

На повороте под прямым углом
И с радиусом двадцать восемь метров,
Каким, решите точно, колесом
Наименьший путь автомобиль проедет?

Метод решения.

Пренебрегая силой трения,
А также скоростью движения,
Нам надо вычислить длину пути,
Взяв производную, как ни крути.

Начнём расчёт с диаметра колёс,
В нём скрыт ответ на заданный вопрос,
Параметр важен – полный оборот
И сколько их ушло на поворот.

Затем включаем меру радиан,
Определяем топлива октан,
И подставляем всё под радикал,
И вычисляем снова интеграл.

На синусоиде, на графике частот,
Два к одному начертим поворот
И взяв момент вращения оси,
Определим длину всего пути.

Ответ.

Я думаю, задача не сложна,
На практике достаточно важна,
Один ответ, наименьший путь прошло,
А как же, запасное колесо.

Последняя капля

Каким бы ёмким и большим
Не оказался мой сосуд,
Но будет капелька воды,
Когда края перетекут.

Когда края перетекут,
Всему наступит свой предел
И приговор выносит суд
За бессердечность наших дел.

За бессердечность наших дел,
В глазах слеза – немой упрёк
И как струна натянут нерв,
Часы отсчитывают срок.

Часы отсчитывают срок
Текущей капли через край,
На генном уровне порок
Неизлечимый, так и знай.

Неизлечимый, так и знай,
Как неисправный старый кран,
Как заколачиванье свай,
Где не видна пределу грань.

Где не видна пределу грань,
Где постоянен сущий бред,
Там через край стекает дрянь
И оставляет гнусный след.

И оставляет гнусный след
На чистом внешне, но пустом,
Не отражая белый свет
Луны в ночи и Солнца днём.

Луны в ночи и Солнца днём,
С последней капелькой воды
Сосуд, наполненный огнём
Неблагосклонности судьбы.

Неблагосклонности судьбы,
Каким бы ёмким и большим
Не стал сосуд моей души,
Проблему капли не решим.

Светлячки

Как будто искорки былого
Костра, пылающего ночью,
Опять мелькнут, исчезнув снова,
Огнём танцующие точки.

Как огоньки из детских сказок
На абсолютно чёрном фоне,
Рисуют след от рьяных плясок,
Гоняясь в вечном марафоне.

Цветные лампочки, гирлянды,
В кромешной тьме, как украшения,
Вокруг платанов и лаванды
Живые вьются ожерелья.

Лишь наслаждение и радость
От этой встречи с маячками,
Такая вот экстравагантность,
Любуясь ночью светлячками.

Берег детства

Отшумел давно камыш, не пахнет илом,
Берег детства уже где-то далеко,
С воблой вяленой и "Жигулёвским" пивом
Вновь не снимут чёрно-белое кино.

А монетка, две копеечки – без толку,
Не сыскать, наверно, будку, автомат,
Не попить за три копейки газировку
И не скушать натуральный шоколад.

Не погрызть хрустящий жареный "тошнотик",
Не запить с бутылки свежим молоком,
Не изведать натуральности экзотики,
Нынче мода, нынче нет уже портков.

Не порвать уже страницы из "Известий",
Не повесить их на гвоздик в уголок,
Не услышать больше запах "Красной Пресни",
Ностальгии нескончаемый поток.

Затянуться бы, да крепко, "Беломором"
И погладить неимоверно модный клёш,
Пробежаться в школьной форме коридором
И без зонтика попасть под сильный дождь.

Не получится, не выйдет, нет возврата,
Наше прошлое так просто не вернуть,
Мы прошли уже периоды распада
Добровольно, это наша с вами суть.

Агония

Она не хочет, чтоб заканчивался день
И убегает, что есть силы, от заката,
Но всё длиннее и длинней ложится тень,
Бежать придётся побыстрее, коль уж надо.

Продлить подольше столь короткой жизни миг
И не почувствовать агонию страданий,
Ночная тьма её настигла как-то вмиг,
Накрыв тяжёлою волной переживаний.

И убегая от холодных в небе звёзд,
От света лунного, укрывшись с головою,
Не зададут ей никогда простой вопрос,
Где ты теперь и что могло стрястись с тобою.

Закат догнал её, утрачен напрочь шанс,
Ведь сохраниться удаётся очень редко,
Хоть на минуточку, секунду, хоть на час,
Впитав в себя тепло пульсирующей клеткой.

Она с надеждой ожидает вновь рассвет,
Изнемогая от сильнейшего озноба,
Но ночь длинна и почему-то солнца нет,
Ещё чуть-чуть совсем и сгинет… Эх, амёба.

Коронованные дамы

Откуда взялся в организме этот гонор?
Какие органы должны за то ответить?
Биохимический процесс, как главный донор,
Ведь от него уже страдают даже дети.

Что-то немыслимое в головах и душах,
Невыносимые характеры и нравы,
Ещё вчера, как головастики по лужам,
Ну, а сегодня – "коронованные дамы".

Чем зеленее и глупей, тем гонор больше,
Не признавая, что, возможно и не правы,
Не понимая, что душа намного тоньше
И что нужна она не только для забавы.

Но переводят рычаги, как так и надо
И проявляют хладнокровно убеждённость,
Не зная вовсе, что напыщенность – бравада,
На генном уровне порочная врождённость.

* * *

Великовата ей корона,
Сползает прямо на глаза,
Блондинка внешне, но ворона,
Хотя капризна, как коза.

С молочной пенкою на губках
В свои-то двадцать с лишним лет
И с "чупа чупсом" в волчьих зубках,
Она не знает слова "нет".

Корона на глазах. Не видно.
Лежит ли целый мир у ног?
А он не лёг и ей обидно.
Как он посмел? Ну, как он мог?

Признание в любви

Люблю и сам не понимая,
Когда и добрая, и злая,
Когда начну ругаться первым,
Когда сдают шальные нервы.

Её люблю я, как и прежде,
Питая старые надежды,
За то, что есть на белом свете,
За то, что любят её дети.

Люблю её за поздний ужин,
Люблю за то, что я ей нужен,
За романтические встречи,
За несмолкаемые речи.

Люблю, наверно, что упряма,
Хотя она – сплошная драма,
Люблю за взгляд блудливой кошки,
Люблю за вредность, но немножко.

Люблю и сам не понимая,
За что люблю, зачем, родная?
Но вновь хочу сказать: "Люблю я!"
И умереть от поцелуя.

Не спится

В тиши ночной, во мраке комнат,
Тик-так, тик-так, идут часы,
Как молотком по стенам сонным.
Какой покой? Какие сны?

Подушка твёрдая, как камень,
Из кухни въедливо – кап-кап,
А внешний шум, снаружи ставней,
А за стеной соседский храп.

А гулкий топот лап кошачьих
Бьёт, словно молотом в виски,
Ребёнок где-то громко плачет
И этот крест, увы, нести.

Зуд комара невыносимый,
Суставов ноющая боль,
Мешая, что-то давит в спину,
Аж закипает в венах кровь.

Опять проснувшаяся совесть,
Увы, струной натянут нерв,
Из-за неё, из-за бессонницы,
Играет злость, бушует гнев.

Противных звуков вереницу
Определить, пытаюсь, суть,
Но почему-то вновь не спится,
Но почему-то не уснуть.

Тёмные лошадки

Без похвалы и без признаний,
Всегда в тени, всегда украдкой,
Живут они без притязаний,
Невзрачной тёмною лошадкой.

Живут без инициативы,
Хотя довольны очень многим,
А их труды неоценимы,
Везде ухабисты дороги.

Поймут их важность только позже,
Но не признав официально
И повторят с другими тоже,
Несправедливо и банально.

Найдётся тёмная лошадка,
Всегда найдётся дура лошадь
И снова тишь, и снова гладко,
И лезет кто-то вон из кожи.

Они незримые герои,
Но только лишь второго плана,
У них незавидные роли,
Таких лошадок очень мало.

Их единицы в коллективе,
Они считаются балластом,
А потому что молчаливы
И наказуемы начальством.

Но проглотив свои обиды,
Лошадки вновь бегут по кругу,
А многочисленные свиты
Себе припишут их заслугу.

И ничего тут не попишешь,
Назад не гнутся их колени,
Живут потише и пониже
Без права слова, личных мнений.

Со всех сторон на них нападки
В бочину бьющие им шпоры,
Но терпят тёмные лошадки,
Они не ЖОРы и не ЛОРы.

Зона отчуждения

На первый взгляд, земля несчастий,
Земля разрушенных надежд,
Земля, живущая без власти,
Где чистота и воздух свеж.

Земля покинутых селений
И одичавших городов,
Как будто остров невезения
Из нереально страшных снов.

Буянство дикости природы,
Неукоснительный обет
Для безграничности свободы
И в этом весь приоритет.

Земля, где места нет обману,
Где нет вмешательства людей,
Как будто спрятана в тумане
Без суеты и без страстей.

Земля тяжёлых элементов
И техногенных катастроф,
Оазис мёртвых континентов,
Напоминание веков.

Земля немого отчуждения
И бесконечности красот,
Случайный символ возрождения
Давно утерянных щедрот.

Один лишь выход и спасение
От разлагающихся туш,
Не прекращать уничтожение
Давно погрязших, грешных душ.

Пусть на земле обетованной,
Как и для всех подобных зон,
Природа будет многогранной,
По праву заняв царский трон.

Грибы

И под сосной, и под дубочком,
На всех тропинках и дорожках,
Грибы попрятались, грибочки,
Боровички на толстых ножках.

А в мягком мху, что на опушке,
Играют девицы-сестрички,
Волнисто-жёлтые игрушки,
Довольно хрупкие лисички.

Стоят шеренгами солдаты,
Отважно-бравые ребята,
Они совсем не виноваты,
Они – сопливые маслята.

В песке зарывшись, чтоб не видно,
Сидят пугливые подружки
И им за то, вообще, не стыдно,
Они трусишки-зеленушки.

В кустах, запрятавшись в тенёчке,
Переливаясь, словно пыжик,
Укрывшись веточкой с листочком,
Растёт себе волнистый рыжик.

Но самый видный среди всех,
Как будто дядька Черномор,
Стоит без страха и помех
Большой и красный мухомор.