Война цивилизаций

Ну, почему они такие, пока не прикоснёшься ближе,
Пока не ощутишь сполна всю ложь и боль очарования,
Когда того не ожидаешь, слюною ядовитой брызжут,
Аборигены из Пандоры, притом совсем без притязания.

Зачем такое наказание, когда нет шансов на спасение,
Когда кружишься в странном танце, предпринимая сто попыток
И по инерции вслепую движением в цепочке звеньев,
Наедине с собой оставшись, идёшь дорогой проб, ошибок.

Предав забвению былое, оставив в прошлом личный опыт,
Как будто бы начав сначала, теряешь детские надежды,
Не понимая суть событий, всё время слышишь тихий ропот,
Срывая с лиц слащавых маски, без изменений, как и прежде.

Зажав в кулак остатки нервов, в клубке порочных ситуаций,
Что захлестнули с головою волной всемирного потопа,
В конце концов, вдруг понимаешь, идёт война цивилизаций,
Не будет вовсе победивших, одни лишь жертвы в три прихлопа.

Ну, почему они такие, пока не знаешь их поглубже,
Играют бурные гормоны, погнавшись снова за обложкой,
Но никогда мы не узнаем, зачем сей мир им с нами нужен,
Всё на пути своём свергая, слегка притопнув дивной ножкой.

Куда былая подевалась прыть?

Куда былая подевалась прыть? Ответь.
Жаль, время мчится, словно оголтелое,
Заносит, правда, но хватает сил на треть
И тело стало робкое, несмелое.

А планов было море, как-то не успел,
Откладывая их зачем-то на потом,
По-видимому, это – был судьбы удел,
Когда же оглянулся, осень за окном.

Поспели яблоки давно в саду чужом,
А на моей земле сплошным ковром бурьян,
Идя по жизни с бесполезным багажом,
Довольно поздно замечаешь сей изъян.

На водной глади отразится вновь закат
И тишины покой затянет всё вокруг.
Искать причину зря, никто не виноват,
Лишь только сердца слышен одинокий стук.

Пускай пушинка продолжает свой полёт
В порыве ветра, вся доверившись ему
Возможно, где-то вдруг сорвётся, упадёт,
Но слишком поздно, не нужна ты никому.

В залог мы отдали былую прыть, увы,
За малый шанс приобрести покой на миг,
Но пролетело время, отцвели цветы,
А глянешь в зеркало, старуха и старик.

Куда былая подевалась прыть?
Покой, Луна и жажда выть.

За откровенностью

За откровенностью всегда стоит жестокость,
Не восприятие того, что не знакомо,
Одолевающая спазмом одинокость
И всё навыворот, впустую, бестолково.

А в подворотне не отыщешь благородство,
Оно присутствует лишь только на фасадах,
Да и кому отныне нужно донкихотство,
Такое чуждое, из прошлого разряда.

Но ведь с глубокой колеи свернуть опасно,
Пусть не ахти какой, ну, хоть не бездорожье,
Да и зачем, когда усилие напрасно,
По прейскуранту получается дороже.

При всём раскладе, без страховки и гарантий,
От лобового уклоняешься удара
И молишь бога, чтоб не встретить в жизни мантий,
Не окунуться с головой в дерьмо кошмара.

А нараспашку – это, в принципе, чревато,
Такие просто не в цене, почти изгои,
Но и они сгорят, наивные, когда-то
С припиской клерка, что таким быть недостоин.

За откровенностью всегда идёт расплата,
Мечом дамокловым она к вам возвратится
И в лучшем случае – больничная палата,
Сплошная рябь и суета, мелькают лица.

Они с протянутой рукою ждут оплаты,
Вернее, требуют и некуда деваться,
Их откровенность проклинаешь от досады,
А жизнь не учит, повторяется раз двадцать.

Но у конца, признаться, странное начало,
Ведь всё не так, как представлялось изначально
И даже совесть столь испуганно молчала,
Как ни прискорбно констатировать. Печально.

За откровенностью всегда стоит разлука
И ничего, увы, поделать невозможно.
Лишь тишина. Нет ни движения, ни звука
И босиком переступаешь осторожно.

Багровая земля

Кристально чистым перезвоном хрусталя
И паутиною тончайшею из шёлка,
Окрасит небо вновь багровая заря,
Столь неожиданно, стремительно и звонко.

Впитав прохладу до последней капельки
В густой тени давно подысканных укрытий,
Домой вернулись, отстояв на паперти,
Как наблюдатели юродивых событий.

А по закону чистой вероятности
В незащищённость мягких мест войдёт занозой,
Зари багровой лучик неприятности,
Неся с собой всю неизбежность и угрозу.

И не слышны молитвы жалких беглецов,
Обосновавшихся, как кажется, надолго,
В багровом мире обнаглевших подлецов,
Не существует ни понятия, ни долга.

Кристально чистым перезвоном хрусталя
И паутиною тончайшею из шёлка,
Заплачет небо, но багровая земля
Скорее мёртвая, а может быть умолкла.

Вредная

Опять из вредности нагадила,
Увы, но есть порода странная,
Незаживающая ссадина,
Плюс ко всему и неустанная.

О чём угодно, лишь бы первая,
Себя считая..., блин, наивная,
Белибердою оголтелая,
Но эта хворь довольно сильная.

Пускай потешится ребёночек,
Пусть покапризничает, маленький,
Ведь только выскочив с пелёночек,
Он захотел цветочек аленький.

Она желает лишь признания,
А жажда славы неимоверная,
Переоценка от незнания
И потому довольно скверная.

Опять сплошная беллетристика,
Но просто так, из чистой вредности.
Какая сказка? Казуистика,
Обыкновенные потребности.

Их вычеркнул маркер

Забытые напрочь, промокшие насквозь,
Под небом холодным, но с долгом священным
И только во сне мимолётная радость,
Немного забыться, оставшись блаженным.

И голос, зовущий вернуться обратно,
Но только к возврату отрезаны шансы,
Сквозь призму прицелов, почти виновато,
Считают на пальцах расклады пасьянсов.

Среди душной пыли далёкой чужбины,
В плену обстоятельств, бездушных по сути,
Пропащие дети, солдаты, мужчины,
По случаю воли в котле перепутий.

Прикрытие вывода, мёртвые души,
Отпетые заживо за алтарями
И солнце чужое бесследно иссушит
Мучительно долго, не сразу, частями.

Оставлены, чтобы навеки... Эх, люди.
Плешивые псы, как бродяги на свалке.
И в чём их вина? Ведь никто не осудит.
Пропавшие где-то. Их вычеркнул маркер.

Их вычеркнул маркер из всяческих списков,
Их вычеркнул маркер под грифом "Секретно",
Лишь кучка камней, никаких обелисков,
Помятый жетон в стороне, незаметно.

Два силуэта

А он ещё путём, пока и не надейтесь,
Заносит далеко его, но тем не менее,
Дымя из толстых труб, плывёт бывалый крейсер,
Со всех боков потёртый довольно долгим временем.

А он ещё герой, способный сделать выстрел,
Возможно, холостой, но много обещающий,
Старинный ритуал изысканный по смыслу,
Скорей всего последний, наверно, от отчаянья.

Ещё крепка броня и дуло пушки кверху,
Заполнен, напрочь, трюм военными трофеями,
Он выдержал в бою жестокую проверку,
Но ноющие раны опять тоску навеяли.

Иди за ним везде, не бойся этой встречи,
Ищи его всегда в прибрежных акваториях,
Он многое поймёт и многое излечит,
А ты сама увидишь, что он не бутафория.

Плыви с ним смело вдаль по глади океана,
Возьми на абордаж, он сдастся в плен безропотно
И явно победив, ты станешь столь желанна,
Какой пустяк пол века, ему признайся шёпотом.

* * *

И снова где-то там, у кромки горизонта,
На фоне небосвода мелькнут два силуэта,
Уплыв, как можно дальше, от грозового фронта,
Два одиноких сердца, две тайны, два секрета.
Какой пустяк, всего пол века для корабля и человека.

Земля волшебных грёз

За умопомрачительными далями
Раскинулась земля волшебных грёз,
Которые нечаянно растаяли,
Оставив след надолго и всерьёз.

По краешку, по самому, по хрупкому
В погоне за утраченной звездой,
Играя не по-детски, а по-крупному,
Предвидится исход совсем иной.

Потратив безвозвратно всю энергию
На поиски семи земных чудес,
Хотел искоренить, решив, что свергну я,
Давным-давно поставленный мне крест.

Измученный крутыми серпантинами
По местности невиданных плеяд,
Манил меня мираж огнями мнимыми
И яркими, но лишь на первый взгляд.

Нет права, к сожалению, нет выбора
И куплен в одну сторону билет,
Костлявая меня, зараза, выбрала
По признакам невидимых примет.

А где-то там есть даль обетованная,
Для всех, для всех, утративших себя,
Невидима доселе, долгожданная,
На самой грани смерти бытия.

На пол пути

Вновь остановленный на пол пути,
Вновь остановленный на полуслове,
Он произнёс последнее: "Прости"
И был таков, совсем немногословен.

Спешил успеть, боялся опоздать
И дорожил любым, малейшим шансом,
Он видел цели некие под стать,
Что оказались абсолютным фарсом.

Но стрелки замерли на всех часах,
Скорей всего, такая солидарность,
Негласный бунт, а может скрытый страх,
Как порицание и благодарность

От понимающих земной поклон,
А остальным давно по барабану,
Им абсолютно всё равно кто Он,
Да и рассказывать я вряд ли стану.

Одни столь рады, что подпилен сук,
Но эти гады пилят под собою,
А он хотел, не покладая рук,
Очистить мразь и стать святым слугою.

Теперь стоит на запасном пути,
Его загнали те, кто был не вправе,
Не в состоянии уже спасти,
Идя по очень скользкой переправе.

Но в глубине давно пропащих душ,
За молчаливость тупо презираем,
Живём в плену каких-то мелких нужд
И несусветных терпим негодяев.

А шансы тают словно ледники
И это всё закончится потопом,
Потом поймём, что все мы дураки,
Когда пойдём ко дну великим скопом.

Он остановлен вновь на пол пути,
Он остановлен вновь на полуслове,
Произнося последнее: "Прости".
И был таков. Совсем немногословен.

Исповедь паука

Меня едва с испугу не убили,
Ох и не сладкая у нас судьба,
Вокруг молва и куча всякой гнили.
На самом деле, в чём моя вина?

Я никогда не плачу и не хнычу,
Что мол несчастлив или одинок,
Для пропитания ловлю добычу,
Живу тихонечко, мотая срок.

Я кружева плету, как будто сети,
Все говорят, что я плохой, вампир,
Почти изгой на этом белом свете.
Зачем был создан столь жестокий мир?

Ну, почему я страшный и лохматый?
Ведь я иной, порядочный внутри.
За что тогда, скажите, виноватый?
Расположение, как мне найти?

Придумал кто-то эти небылицы,
Создав ужасный имидж паукам,
Куда ни глянь, повсюду страх, границы,
Вот и сидим уныло по углам.

Как Солнце ясное

За что даровано нам это в жизни чудо?
Зачем, вообще, оно свалилось нам на голову?
Какой-то ужас, просыпаешься с ним утром
И появляется мечта подохнуть смолоду.

При пробуждении включается жужжалка,
Такая странная порой, необъяснимая,
А чтобы выжить в кутерьме, нужна смекалка
С набором слов пустых: любимая, красивая.

Переступая через умности абсурда,
Всегда по шерсти, усыпляя тупо… "логику",
Что появляется, обычно, ниоткуда,
Мы единичку, втихаря, прибавим к нолику.

И каждый день, как на войне, убит иль ранен,
Пытаясь как-то угодить под настроение,
Но при любом раскладе бой всегда неравен,
Кому-то боль, кому-то – просто наслаждение.

И ничего совсем, ни при каких раскладах,
Не получается, вокруг такое вязкое.
"Кому ты нужен?" – утверждает, крикнув: "Рядом!
Была и буду навсегда твоею сказкою".

А поводок шипами, впившимися в горло,
Затмит сознание. Куда деваться? Некуда.
Поджав хвосты, бредём за ними мы покорно
И ждём часами с отражениями зеркала.

За что господь нас наказал так негуманно?
Пускай бы стёр с лица Земли за всё ужасное,
Как это чудо донимает неустанно,
Что оно самое, ага, как Солнце ясное...

Крошка

На норковую шубу и модные сапожки,
На сумочку из кожи живого крокодила
Понадобилась малость, всего-то лишь пол крошки,
Тихонько отщипнув её, как будто так и было.

На домик трёхэтажный с фонтаном у окошка,
На красное "Ferrari" и личную охрану
Понадобилось больше, понадобилась крошка,
Отщипывая смело, уже по барабану.

Добраться бы до крошек обычному народу,
Народу, что посеял, пожал и выпек крошки,
Какие же наивные, ни племени, ни роду,
А всё туда же, Господи, протянуты ладошки.

Но каждый раз всё выше и выше аппетиты,
Рука уже по локоть, не то, что раньше, крошка,
Жирующие властью, законные бандиты...
Куда же заведёт нас покатая дорожка?

Зевая от усталости, от тяжести безделья,
Большая клептомания, начавшаяся с крошки,
Больная голова от вечного похмелья,
Казалось бы куда, но ломит. Хоть немножко...

Итоги саммита

Итоги саммита давным-давно изучены,
Стекает влага по причине конденсата,
А вся конкретика опять без адресата,
Не доходящая до самой, до излучины.

Опять бросаются, как мусором, финансами,
Но их подхватывают все, как будто ветер.
Ну, почему никто не будет вновь в ответе?
Что укрывается за этими пасьянсами?

При всём желании достигнуть, снова промахи
И удивление на явно глупых лицах,
Глотками жадными, рискуя подавиться,
Дерьмо на трапезе хлебают эти олухи.

И обменяются ненужными бумагами,
Как подтверждение абсурдной говорильни,
Сухой постскриптум, что на камне, на могильном,
Вокруг загаженном бездомными собаками.

Объём пространства поглощают корпорации,
Как семь чудес, как семь цветов, как будто ноты,
Заполнив нищими, голодными пустоты,
Переполняя допустимость концентрации.

И заседают вновь на съездах, да на саммитах,
Решают судьбы, словно боги, покаянно,
Но почему-то только хуже постоянно,
А мы – никто, чтоб ковыряться в тайных правилах.

Объявлен старт

Старт будет вскоре, дан сигнал к началу,
К началу необузданной экспансии,
С огромной неохотой и помалу
Заполнят в списках главные вакансии.

Игра, как будто жизнь, без перерыва,
Не балует буфетом и антрактами,
Давно уже привычная картина
С умело сфабрикованными фактами.

Чума вокруг, а мы гуляем…, праздник,
Украшено всё мёртвыми гирляндами
И музыка, когда повсюду казни,
Отбит уже полночный час курантами.

Натужно воют страшные сирены
И холод по спине от грандиозности
Сюжета, декорированной сцены
И внешне показавшейся серьёзности.

Финал наступит точно, как по плану,
Где с детства всем знакомые традиции
И залпом перекинув по стакану,
Отпетые окажутся в милиции.

Забыченное время и пространство,
На выкате глаза от изумления,
Пропитанное насквозь государство
Находится на грани исцеления,
Ведущего слепых кротов к обрыву...

Ощущение ожидаемого

Совсем нет радости от ожидаемого, странно,
Нет ощущений от достигнутой в бою победы,
Пока свежи на теле кровоточащие раны,
Пока из прошлого в сознании живут запреты.

Увы, не чувствуется наслаждение от мысли,
Что всё же где-то в мире существует справедливость,
Довольно долго и не зря, по-видимому, грызли,
Тем самым выработав в поведении брезгливость.

И лишь зола, да небольшие вовсе угли мщения,
Едва успевшие истлеть под прессом катаклизмов,
Распространяют запах плоти, чувство отвращения
Изнеможённого в неравной схватке организма.

И возвращаясь снова в ожидаемую фазу,
Всегда присутствует весьма ничтожная надежда,
Чтоб безболезненно, не долго, но сейчас же, сразу,
Любым путём, вдоль, поперёк, а может быть и между.

Но, тем не менее, всё на круги своя отныне
И ничего не изменить, не повернуть обратно,
У горизонта на секунду силуэт застынет,
Чтобы уйти из жизни навсегда и безвозвратно.

Какая странная неисчерпаемость энергии
Почти свернувшихся пространств на мёртвом, чёрном фоне,
Везде и всюду, где бы ни был, виноваты деньги,
А победивший с проигравшим всё равно утонет.