в ПНР можно, в СССР нельзя

Прочитала я тут один польский детектив, старый, ещё 1970-х годов, времен социализма и ПНР. Не то, чтобы я любила подобные сюжеты о хищении социалистической собственности – меня даже ностальгия по тем славным временам не сильно мучает, в отличие от почти всех моих не менее почтенных ровесниц.
Дело просто в польском языке – хотелось снова окунуться в него, восстановить, так сказать, навык, а то забываться стал уже język polski, а столько сил и времени на него было положено… И попалась мне на каком-то сайте книжка Ежи Эдигея, причем и на польском, и на русском: в переводе, сделанном тогда же, во времена великой дружбы стран соц.лагеря.



Чудненько, подумала я, устрою себе метод Ильи Франка, буду читать без словаря, а какие-то «сомнительные» места прочитывать потом по-русски, чтобы убедиться, что правильно всё поняла. И посмотреть, как профессиональный переводчик выкручивается из разных сложных оборотов – книга, кстати, называется «Sprawa dla jednego», а в переводе – «Это его дело», уже видно, что не дословно, но сколько я ни прикидывала так и эдак, не смогла подобрать более подходящего перевода для названия, суть он отражает точно.

Сказано – сделано, и всё бы ничего, метод И.Франка в действии, но тут оказалось, что переводчик – переводчик? или редактор? – подкорректировал немного данный опус. Совсем чуть-чуть, не затрагивая сюжета, только в мелочах, но очень характерных.

Главные герои – поручик и подпоручик польской милиции, молодые ребята, которым поручено расследовать гибель некоего 37-летнего инженера, убитого в подворотне неподалёку от своего дома. Они опрашивают соседей и знакомых, копаются в биографии убитого, но зацепок нет, и вот они идут на похороны жертвы, чтобы посмотреть: ну вдруг кто-то покажется подозрительным. В костёле при кладбище усопших несут один за одним, и ксёндз быстро читает заупокойную службу, как на конвейере. Подпоручик вздыхает и говорит завистливо: вот что меня отец не отправил в духовную семинарию Сейчас бы не думал, где взять деньги на те джинсы, которые видел вчера в продаже… - а тебе неплохо было бы в сутане, отвечал поручик, но как же Ханка (жена подпоручика), не говоря уж о том табуне девушек до женитьбы? – Ханка могла бы быть моей экономкой! – но насколько я помню законы канонического права, рассмеялся поручик, экономкой ксёндза должна быть особа, которой исполнилось как минимум 48 лет! – Правда? Тогда не буду ксёндзом.
Вот этого диалога в русском варианте просто нет. Невелика потеря, скажете вы. Но таким образом из текста исчезли и другие реплики, связанные с этой темой, потому что она сквозная: ребята постоянно подкалывают друг друга в разговоре, и как только в расследовании возникают трудности, или просто неохота тащиться за сведениями на другой конец города, а то и загород, младший опять заводит: «а вот был бы я ксёндзом, не пришлось бы…», а приятель ему говорит, что «Ты, кстати, мог бы стать не католическим, а униатским священником, а униаты могут иметь семью, и ты мог бы жениться на Ханке…» и в таком духе неоднократно.

А подпоручик в ответ постоянно подкалывал своего старшего коллегу (неженатого), что он запал на вдову убитого инженера, она же – основная подозреваемая. Девушка очень красива, младше покойного на 15 лет и давно мечтала развестись с ним, но он ей развода не давал, так что ей была прямая выгода его убрать… Инженер был человек кристальной порядочности, но редкостный зануда, неустанно воспитывавший свою молодую жену, просто дышать ей не дававший без постоянных указаний и замечаний – к её же благу, конечно, потому что она происходила из очень неблагополучной семьи и воспитания нормального не получила, но инженер явно перегибал палку в своём рвении сделать из девчонки истинную леди, поэтому она и хотела с ним расстаться. А может, убить…?
Как, ты до сих пор не назначил ей свидания?- восклицал подпоручик, - я же вижу, что и она очень тобой заинтересовалась. Эта тема тоже постоянно всплывает в их разговорах, и этой темы тоже в русском переводе нет! Совсем! Как нет и самого свидания, которое всё-таки состоялось, хоть и было подстроено третьими лицами с коварной целью.

Я так понимаю, что с точки зрения нашей советской редакции, милиционеры страны социализма не должны были
а) даже в шутку представлять себя служителем культа;
б) влюбляться в подозреваемую, пока не будет доказано, что она невиновна.
(она и оказалась невиновна; инженера убили расхитители стройматериалов, особенно ценного, привозимого из Франции порошка, входящего в состав цемента, инженер уже почти вывел их на чистую воду со свойственным ему занудством)

Я уже не говорю о сцене с ювелиром-частником, который произносит полную обиды речь о том, что государство не помогает им с материалами, их приходится добывать неизвестно как – этот диалог тоже выпущен. Ведь государство с нашей советской позиции и не должно помогать частникам, правда? А в Польше-то частных лавочек было много, мелкую торговлю не запрещали, и даже, выходит, и ювелиры частные были, которые делали несерийные украшения для обеспеченных клиенток.

Так что вот так, похожи мы были, но, как уже в те времена говорили, «в нашем соц.лагере польский барак самый весёлый», а как в те же годы говаривал мой папа, домашний такой диссидент, «все они друзья-друзья, но в кармане фигу держат». «А мы?» - спрашивала я, школьница и искренняя комсомолка и интернационалистка. «А мы – танки на границе», - отвечал мой папа.