"Полторы комнаты" Бродского, От создателя "И долетит Экзюпери..." Опции

[LoLa]

Каждый пред Богом
_________________наг.
Жалок,
______наг
_________и убог.
В каждой музыке
_______________Бах,
в каждом из нас
______________Бог.
Ибо вечность —
______________богам.
Бренность —
___________удел быков...
Богово станет
____________нам
сумерками богов.
И надо небом
___________рискнуть,
и, может быть,
_____________невпопад.
Еще нас не раз
_____________распнут
и скажут потом:
______________распад.
И мы завоем от ран.
Потом взалкаем даров...
У каждого свой
_____________храм.
И каждому свой гроб.
Юродствуй,
__________воруй,
________________молись!
Будь одинок,
___________как перст!..
...Словно быкам —
________________хлыст,
вечен богам
__________крест.

Иосиф Александрович Бродский (1940-1996), пятый Нобелевский лауреат в русской литературе (после Бунина, Пастернака, Шолохова и Солженицына), принес в литературу не только новое духовное содержание, но и новую форму...
Мощное, стремительное движение стиха захватывает читателя и погружает его в непреодолимую стихию поэзии...

В 1972 поэт был вынужден покинуть родину. В 1987 получил Нобелевскую премию как русский литератор. Последние годы жил в Нью-Йорке, женился, родилась дочь.
Болезнь сердца привела к смерти, наступившей в 1996. Похоронен, по его последней воле, в Венеции.


"Отечество" - слово довольно любимое Бродским и он щеголяет им часто. Но что для него отечество? Это - менее всего люди, это - вещи. Вспомните "Развивая Платона" (1976) с его подробнейшим каталогом, где есть все приметы Ленинграда, кроме живых людей (вместо них клише - "тиран", "тенор", "толпа" и т. д.) . В эмиграции Бродскому, безусловно, недоставало в его "гардеробе" ряда вещей из привычного антуража. Вещи он любит, и готов произносить перед ними пространные речи.






Добавлю, впрочем, что Бродский при всем при том - великий поэт, и очень многим современным людям в наше время разъединенности и разобщенности в его поэзии всегда будут созвучны многие и многие строки. Не следует лишь приписывать Бродскому свои положительные качества и добрые чувства. Он не был ни мудр, ни добр.



POSTSCRIPTUM

Как жаль,что тем,чем стало для меня
твоё существование,не стало
моё существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош,увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения...Увы,
тому,кто не умеет заменить
собой весь мир,обычно остаётся
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

1967г.

[Соня_11]

о_О
Бродский...


К северному краю
Северный край, укрой.
И поглубже. В лесу.
Как смолу под корой,
спрячь под веком слезу.
И оставь лишь зрачок,
словно хвойный пучок,
и грядущие дни.
И страну заслони.
Нет, не волнуйся зря:
я превращусь в глухаря,
и, как перья, на крылья мне лягут
листья календаря.
Или спрячусь, как лис,
от человеческих лиц,
от собачьего хора,
от двуствольных глазниц.
Спрячь и зажми мне рот!
Пусть при взгляде вперед
мне ничего не встретить,
кроме желтых болот.
В их купели сырой
от взоров нескромных скрой
след, если след оставлю,
и в трясину зарой.
Не мой черед умолкать.
Но пора окликать
тех, кто только не станет
облака упрекать
в красноте, в тесноте.
Пора брести в темноте,
вторя песней без слов
частоколу стволов.
Так шуми же себе
в судебной своей судьбе
над моей головою,
присужденной тебе,
но только рукой (плеча)
дай мне воды (ручья)
зачерпнуть, чтоб я понял,
что только жизнь – ничья.
Не перечь, не порочь.
Новых гроз не пророчь.
Оглянись, если сможешь -
так и уходят прочь:
идут сквозь толпу людей,
потом – вдоль рек и полей,
потом сквозь леса и горы,
все быстрей. Все быстрей.

М. Б.
Как тюремный засов
разрешается звоном от бремени,
от калмыцких усов
над улыбкой прошедшего времени,
так в ночной темноте,
обнажая надежды беззубие,
по версте, по версте
отступает любовь от безумия.
И разинутый рот
до ушей раздвигая беспамятством,
как садок для щедрот
временным и пространственным пьяницам,
что в горящем дому
ухитряясь дрожать под заплатами
и уставясь во тьму,
заедают версту циферблатами, -
боль разлуки с тобой
вытесняет действительность равную
не печальной судьбой,
а простой Архимедовой правдою.
Через гордый язык,
хоронясь от законности с тщанием,
от сердечных музык
пробираются память с молчанием
в мой последний пенат
– то ль слезинка, то ль веточка вербная, -
и тебе не понять,
да и мне не расслышать, наверное,
то ли вправду звенит тишина,
как на Стиксе уключина.
То ли песня навзрыд сложена
и посмертно заучена.

Отрывок
Назо к смерти не готов.
Оттого угрюм.
От сарматских холодов
в беспорядке ум.
Ближе Рима ты, звезда.
Ближе Рима смерть.
Преимущество: туда
можно посмотреть.
Назо к смерти не готов.
Ближе (через Понт,
опустевший от судов)
Рима – горизонт.
Ближе Рима – Орион
между туч сквозит.
Римом звать его? А он?
Он ли возразит.
Точно так свеча во тьму
далеко видна.
Не готов? А кто к нему
ближе, чем она?
Римом звать ее? Любить?
Изредка взывать?
Потому что в смерти быть,
в Риме не бывать.
Назо, Рима не тревожь.
Уж не помнишь сам
тех, кому ты письма шлешь.
Может, мертвецам.
По привычке. Уточни
(здесь не до обид)
адрес. Рим ты зачеркни
и поставь: Аид.

1 января 1965 года
Волхвы забудут адрес твой.
Не будет звезд над головой.
И только ветра сиплый вой
расслышишь ты, как встарь.
Ты сбросишь тень с усталых плеч,
задув свечу, пред тем как лечь.
Поскольку больше дней, чем свеч
сулит нам календарь.
Что это? Грусть? Возможно, грусть.
Напев, знакомый наизусть.
Он повторяется. И пусть.
Пусть повторится впредь.
Пусть он звучит и в смертный час,
как благодарность уст и глаз
тому, что заставляет нас
порою вдаль смотреть.
И молча глядя в потолок,
поскольку явно пуст чулок,
поймешь, что скупость – лишь залог
того, что слишком стар.
Что поздно верить чудесам.
И, взгляд подняв свой к небесам,
ты вдруг почувствуешь, что сам
– чистосердечный дар.

Л. В. Лифшицу
Я всегда твердил, что судьба – игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако – сильно.
Я считал, что лес – только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке – ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Набросок
Холуй трясется. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.
Се вид Отчества, гравюра.
На лежаке – Солдат и Дура.
Старуха чешет мертвый бок.
Се вид Отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей – куча на полу.
Луна сверкает, зренье муча.
Под ней, как мозг отдельный, – туча...
Пускай Художник, паразит,
другой пейзаж изобразит.

***
Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.
В эту пору – разгул Пинкертонам,
и себя настигаешь в любом естестве
по небрежности оттиска в оном.
За такие открытья не требуют мзды;
тишина по всему околотку.
Сколько света набилось в осколок звезды,
на ночь глядя! как беженцев в лодку.
Не ослепни, смотри! Ты и сам сирота,
отщепенец, стервец, вне закона.
За душой, как ни шарь, ни черта. Изо рта -
пар клубами, как профиль дракона.
Помолись лучше вслух, как второй Назорей,
за бредущих с дарами в обеих
половинках земли самозванных царей
и за всех детей в колыбелях.