О литераторах (и не только) разное-всякое, около э́коло Опции

[Дорик Тупотилов]

Поэт Саша Межиров враль был изумительный.
Вот он сидит в компании каких-то полузнакомых девиц и рассказывает им свою жизнь.
Рассказывает, что он круглый сирота, родителей своих не знает: младенцем его украли цыгане, а когда он чуть подрос, продали в цирк... Он рассказывает всё это так, что не только девицы, но и все, кто его слушает, плачут. И сам он плачет.
И его родной отец, который сидит в соседней комнате, тоже вместе со всеми плачет.
© Георгий Поженян

Это, собственно, о природе творчества. И о катарсисе от со-переживания, вызванного художественным текстом (а всё, рассказываемое нами кому-то, есть литература, заготовка литературы, как не крути). Об этом же у Пастернака, пусть и по другому поводу: "Что же сделал я за пакость, Я, убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей".

[Дорик Тупотилов]

Классический общеизвестный Сэлинджер мне не зашёл. Я не определился в причине. Возможно, слишком поздно прочитал "Над пропастью...". Прочёл, когда по возрасту я сам уже никак не являлся "представителем бунтующего молодого поколения", описанного в повести. А м.б., проблема в том, что попался паскудный перевод, а в подлиннике читать поленился.
Так сложилось исторически, что в восприятии публики Сэлинджер - автор одного мощного креоса, вот типа нашего Ершова, написавшего несколько рифмованных кирпичей весом с пудик, но известного только Коньком-горбуньком. И тем неожиданней и приятней было моё открытие Джерома Дэвида Д. как автора "Выше стропила, плотники" и прочих рассказиков, рекомендованных мною для обсуждения в нашем литературном клубе.
Сэлинджер разный. Так бывает. Мне очень зашла одна фраза, сказанная ему его литературным агентом. После славы "Над пропастью" Сэлинджер надолго замолчал, а потом, много лет спустя, выслал агенту рукопись нового романа. Тот, прочитав, телеграфировал автору: "Remain a legend". Останьтесь легендой. Как это верно. Как это лаконично и точно. Респект.