вот тоже нашел одну интересную статейку на эту тему , длинновата,пролистать беглым взглядом думаю не затруднит :
Вопрос о роли религии в СССР после ВОВ вызывал и вызывает, в связи с настойчивой клерикализацией и настойчивом навязывании религии на всем постсоветском пространстве, огромное количество вопросов и спекуляций. Мифы о крестных ходах вокруг укрепрайонов и чудодейственных бронебойных иконах живут и процветают в антисоветской литературе вообще и постепенно с российского телевидения, славящегося своей некомпетентностью, перекочевывают в публицистические статьи, школьные пособия и рефераты. К сожалению, все чаще и чаще студенты ВУЗов сдают рефераты с перлами вроде: «Как гласит московское предание, Чудотворная икона Тихвинской Божьей Матери из храма Тихона в Алексеевском была обнесена самолетом вокруг Москвы. Столица была спасена…. Знаменитая Сталинградская битва началась с молебна перед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кропили святой водой.» 1.
Подобная дикость, не имеющая ничего общего с исторической реальностью, не может быть ничем, кроме как следствием массированной и сознательной лжи относительно этого вопроса, которая выливается на массовое сознание населения РФ. Всех изолгавшихся можно условно поделить на две группы: во-первых, это патриоты и церковники, а во-вторых, это троцкисты разных мастей. Причем обе стороны удивительно в унисон искажают историческую правду, утверждая, что в ходе войны политика советского правительства относительно церкви коренным образом изменилась, и государство начало церковь и религию поддерживать и развивать, расширяя сферу ее влияния. Разница состоит только в оценке этого - если патриоты и церковники восторженно искажают историю с целью преувеличить роль церкви в советский период и тем самым примазать церковь к победе советского народа, к авторитету ВКП(б) и лично И.В.Сталина, то троцкисты, наоборот, подхватывают с радостью эту антисоветскую утку с целью обругать сталинистов и выставить себя в качестве «истинных марксистов». Впрочем, либеральная интеллигенция, в порыве антиклерикализма, порой кидается теми же обвинениями, что не вызывает удивления, ибо где бы что плохого не произошло - для настоящего либерала виноваты всегда коммунисты.
Особо популярна среди этой публики идея, что И.В.Сталин в войну «понял», что религия нужна ему для сохранения личной власти (или, в патриотическо-церковной версии, «российского государства») и дал указание изменить отношение к церкви и религии.
Например очень православный автор Шимон И. Я. в статье «Сталин сказал “Да”: Новая политика Советского государства в отношении церкви в период Великой Отечественной войны» высказывает патриотически-церковную версию отношений РПЦ и правительства СССР во время ВОВ:
«Митрополит Сергий, творя своё первое послание 22 июня 1941 года, понимал это, больше того, он, воспринимая советскую действительность как историческую данность, сумел своим посланием возвыситься над ней. Его послание - яркий пример защиты всей нашей тысячелетней государственности… создание советского государства во многом и было результатом следования этим национальным традициям. Вопрос, следовательно, заключался не в том, чтобы отказаться от них, перечеркнуть национальную историю - это смерть, - а в том, чтобы разобраться в полученном наследстве и отказаться от той его части, которая поставила наше отечество у края пропасти 22 июня 1941 года. Симптоматично как раз то, что и митрополит Сергий в первом послании, и И. Сталин в речах от 3 июля и 7 ноября 1941 года, преодолев идеологический барьер, обратились к истинным истокам русского православно-исторического патриотизма, что и привело в конечном итоге к общей победе.» 2
А то и вообще хлеще - например, А. Б. Елисеев в обзорной статье «Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории русской православной церкви середины ХХ в.» пишет о бытующем в современной российской историографии представлении о религиозности лично Сталина:
«Ряд современных исследователей высказывают спорное предположение, что истоки наступивших в жизни РПЦ в период отечественной войны перемен нужно искать в религиозности И.В. Сталина. Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Владимир писал, что известно много преданий «о властных знамениях Божиих, заставивших Сталина в годы войны пойти на примирение с Церковью» Подобные суждения достаточно часто встречаются в церковной литературе, особенно публицистической. Такая точка зрения нашла обоснование и в светской научной историографии. На основании анализа сталинских работ и выступлений, воспоминаний о нем В.Т. Ефимов пришел к выводу о существенном влиянии православия на внутренний мир Сталина, а неудачное начало войны, осознание огромной ответственности еще более увеличили его православное мировосприятие». 3
Честно говоря, упоминание анализа каких-то работ Сталина говорит не столько о религиозном мировоззрении Сталина, сколько о конъюнктурном мировоззрении подобных «исследователей». Но тот факт, что версия религиозности Сталина всерьез обсуждается академической наукой, говорит о степени деградации этой науки. Впрочем, чем более патриотизм становится государственной идеологией, тем больше среди патриотов искренне уверенных в этом нонсенсе. На православно-мистическом сайте российских патриотов «За Сталина!» священник Дмитрий Дудко делится своими откровениями о Сталине: «И скажу более, он был верующим, по-православному, может быть, в какое-то время он и терял веру, но потом во всех борениях укрепился в ней, и не случайно во время войны он к людям обратился, как обращаются священнослужители: «Дорогие братья и сестры». Не случайно ему и в Церкви провозгласили «Вечную память». С него началось и то, что последующих генсеков отпевали в Церкви. И в силу того, что он был православный (учился в духовной семинарии), грузин стал русским. По выражению Достоевского, «православный - значит русский»» 4 Разумеется, аргументацию в пользу подобных утверждений принимать во внимание не стоит - от искренне верующего возможно услышать и не такое, но сам факт, что версия живет и активно муссируется в литературе, заслуживает внимания. Как известно, в настоящее время для большинства пишущих не надо вообще каких-либо обоснований, чтобы что-то утверждать, особенно если это касается советского периода истории. Советская власть и церковь перед войной
Рассматривая мероприятия Советской власти в годы войны, чтобы проследить динамику процесса, необходимо исходить из того факта, что в 30-х годах ХХ века, особенно во второй ее части в СССР резко усилилась антирелигиозная борьба, вызванная частично успехами и укреплением СССР, вступлением в дееспособный возраст первого поколения, воспитывавшегося при Советской власти, усилением борьбы с контрреволюцией ввиду мировой угрозы фашизма. Церковная организация, в массе своего аппарата нелояльно настроенная к Советской власти мало того, что представляла потенциальную угрозу контрреволюции, но была вдвойне опасна, ибо имела такой мощный идеологический механизм воздействия, как религиозные предрассудки. Неудивительно, что перед войной шло массовое закрытие церквей Советской властью и сокращение церковного аппарата.
В приводимой таблице отражена динамика сокращения религиозных православных обществ. 5
Следует учесть, что данные были представлены на состояние после присоединения Западной Украины и Белоруссии, что дало рост сообществ, однако даже приток больших масс верующего населения с недавно воссоединенных территорий в Белоруссии, Украине и Молдавии не смог компенсировать общего сокращения численности обществ.
По данным Комиссии по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР, распределение религиозных общин и отношение к ним государственных органов было крайне неоднородным - в том числе и в зависимости от позиции местных партийных органов в этом вопросе. Например, в Воронежской области были отмечены наиболее жесткие по стране меры по административному ущемлению церкви, доходившие до прямых нарушений Постановления ВЦИК и СНК СССР «О религиозных культах» 1929г.
В 1938 году накал противостояния с религиозными организациями дошел до такой степени, что Комиссия по культовым вопросам была упразднена, а все ее функции были переданы местным администрациям (которые, кстати, всю историю СССР были в основном гораздо более радикально настроены по отношению к церкви, чем комиссия). Буржуазная историография, кстати, умело спекулирует на этом факте - не исследуя позицию местных органов в отношении религии, объявляет, что полномочия Комиссии были переданы «отделу по борьбе с церковной и сектантской контрреволюцией» НКВД, что не имеет под собой оснований, ибо отдел был составной частью Секретно-политического управления и гражданскими делами не занимался.
К слову сказать, практически вся буржуазная историография на эту тему полна различных передергиваний. Например, в целях доказать репрессивную мотивацию советского правительства в религиозных вопросах широко используется такой метод, как замалчивание данных по динамике реальной религиозности населения. Например, Одинцов М.И., рассматривая вероисповедную политику СССР в 30-х гг., ни словом не упоминает о количестве верующих в СССР и динамике изменений этого количества, но тем не менее саркастически утверждает: «Согласно проводимым тогда социологическим исследованиям и опросам, количество верующих сокращалось день ото дня . Официальные средства массовой информации и антирелигиозная литература свидетельствовали о «поддержке трудящимися массами» курса церковной политики государства, как наиболее полно обеспечивающего свободу совести.» В контексте его статьи 6 , повествующей об одних репрессиях относительно церкви, это подразумевает, что официальные данные не соответствовали истине. Однако доказательства этому в его работах искать бесполезно - их там нет, как нет и выяснения вопроса, в какой мере антирелигиозные мероприятия Советской власти имели успех в силу силовых мер, а в какой - в силу объективного падения религиозности населения.
И, правда, разобраться в вопросе о динамике верующих в СССР совсем непросто в силу заинтересованности значительного количества современных проституированных историков в сокрытии истины. Например, некто Сергей Фирсов в статье, выложенной на сайте www.atheism.ru, опираясь на данные переписи 1937 года (кстати, проводившейся с нарушениями) пишет: «из 30 миллионов неграмотных граждан СССР старше 16 лет 84% (или 25 миллионов) признали себя верующими, а из 68,5 миллиона грамотных - 45% (или более 30 миллионов).» 7 Не принимая даже во внимание, что автор явно ошибся на 10% - среди неграмотных верующих было только 74%, считаем, учитывая, что в 1937 году насчитали порядка 168 млн. населения СССР - получаем не более 32,7% населения. Это не учитывая неоднородности распределения верующих. Например, значительное количество верующих дали Средняя Азия и Кавказ, Сибирь, поволжские области, населенные нацменьшинствами - области, исторически отстававшие как в экономическом, так и культурном развитии и не успевшие за 20 лет Советской власти нагнать европейскую часть. Но к.и.н. Журавский, явный клерикал, в «Историческом вестнике», ничтоже сумняшеся, пишет, ссылаясь на те же «данные переписи»: «Как известно, при переписи 1937 г. верующих оказалось 56,7 % против 43,36.» 8 и далее оперирует с «верующим народом» как с доказанным фактом. Но даже эти перевранные цифры очень показательны для успехов антирелигиозной работы: в 1913 году население Российской Империи считалось поголовно религиозным, и это было очень недалеко от истины, атеистами себя считало только незначительное количество интеллигентов (чем и объясняется первоначальная относительная малочисленность Союза Воинствующих безбожников), а в 1937-м верующими было уже только 32,7% населения. Такие успехи равнозначны нарождению целого безбожного поколения, что и происходило в действительности. Поколение, родившееся в начале 20 века, с полным правом можно назвать безбожным. Ниже мы увидим, что религиозность населения в 40-е годы распределялась в основном на женщин (у которых уровень образования длительное время оставался ниже, чем у мужчин) и лиц пожилого возраста. Правда, некоторым «исследователям» хоть кол на голове теши - ничто не мешает бессовестно утверждать, что «Материалы переписи 1937 г. свидетельствовали о традиционной верности христианской вере». 9 Хороша «верность» - количество верующих даже по самым клерикальным подсчетам уполовинилось за 20 лет. В то время как численность атеистических обществ постоянно росла. В 1926 году в Союзе воинствующих безбожников было только 87 тысяч человек, в 1929 г. - 465 тысяч, а в 1930 г. - свыше 3,5 миллиона. 10
Основная проблема церкви в 20-30 годы ХХ века, которую упорно не видят буржуазные историки, состоит в том, что в это время происходит атеизация деятельного трудоспособного большинства, верующие и церковь теряют не столько численный состав, сколько авторитет, влияние на здоровые и задающие тон в широких сферах общественной жизни массы, ввиду чего государство даже перестает с ней считаться. Е.Ярославский говорил на совещании руководства Союза воинствующих безбожников: «Мы, несомненно, имеем очень большие перегибы в смысле увлечения административными мероприятиями. Когда мы знакомились с последними данными относительно ликвидации церковных помещений, то мы приходим к единодушному мнению, что тут были допущены административные перегибы, которые объясняются тем, что не вели систематической антирелигиозной пропаганды, а шли по линии наименьшего сопротивления. Закрыть церковь легче всего, это наиболее короткий путь. Люди говорили, что незачем тут заниматься систематической антирелигиозной пропагандой, что можно закрыть оставшиеся церкви и этим дело будет исчерпано». 11
Падение авторитета церкви вызвало заметную активизацию контрреволюции в церковной среде - с одной стороны, церковь и клерикально настроенные верующие в 20-30 годы не собирались мириться с падением доходов и авторитета, а с другой - церковь, как последняя легальная контрреволюционная организация, стала массово притягивать к себе антисоветские элементы. В период после Гражданской войны монастыри и церкви приняли в свое лоно многих представителей эксплуататорских классов, активных контрреволюционеров, церковные общины в деревне часто выступали в качестве способа группирования кулачества, контрреволюционные мероприятия зачастую выдавались за церковные, в результате чего карающий меч НКВД, опускавшийся на контрреволюцию, неизбежно задевал и церковь, которая не могла, не рискуя совсем потерять и без того сокращающуюся паству, держаться достаточно далеко от контрреволюционного актива.
С другой стороны, существенное сокращение церковного влияния произошло и благодаря этому фактору - активное участие церкви в контрреволюции поставило перед многими лояльными Советской власти рабочими и крестьянами вопрос об отказе от религии. Таким образом, процесс «закукливания» церкви, ведущий начало с Гражданской войны, не только благоприятствовал потере влияния церковью, но и был настоящим замкнутым кругом - церковь не могла отказаться от контрреволюционной паствы, это вызывало репрессии со стороны Советской власти, репрессии в свою очередь, еще больше настраивали клир и часть верующих антисоветски, что опять-таки оправдывало дальнейшие репрессии. Причины и мотивы изменения политики СССР по отношению к РПЦ и ряду других религиозных организаций с началом войны
Неоднократные упреки СССР в измене делу коммунизма в годы войны в последние годы можно услышать из каждой подворотни - этим грешат не только троцкисты, но, как ни парадоксально звучит, либералы. Вернее даже, та часть либералов, которая считает себя атеистами. Совершенно забывая все то, что СССР сделал для того, чтобы изжить религию до войны и после войны, не углубляясь в изучение сути отношений Советской власти и церкви во время войны, они картинно кричат «измена», впрочем, более ради того, чтобы пнуть коммунистов, а не ради борьбы с религией. Для этой публики СССР должен был проводить совершенно одинаковую политику в мирное время, во время войны, после войны и вообще всегда, невзирая на изменяющиеся условия. В чем-то сии господа правы - искренне желая СССР смерти, они горько сожалеют о том, что коммунисты оказались достаточно гибки, чтобы адекватно соотносить политику с объективными условиями, а не дуроломствовать с ослиным упорством. Но многие буржуазные в целом, но, между тем, достаточно добросовестные историки приводят немало существенных обстоятельств, которые заставили СССР считаться с церковью как политической силой.
Первой такой причиной был вполне закономерный в условиях тяжелой и кровопролитной войны психологический кризис населения. В экстремальных условиях, как известно, усиливаются, резко обостряются как психическая устойчивость, так и неустойчивость психики. Неустойчивая психика, особенно не находящая рациональных объяснений и путей преодоления сложной ситуации, начинает искать универсальное решение проблемы. Эмоциональная нагрузка толкает людей к эскапизму, и религия обыгрывает эти настроения. В качестве универсального решения является божья воля, в качестве убежища - загробная жизнь, а совместные молитвы, создавая видимость психологической общности, помогают психике преодолевать неизбежное в военное время разрушение привычного жизненного уклада. Война, играя на одном из самых значимых чувств человека - а именно, страхе смерти, оказала церкви значительную услугу, толкнув психически неустойчивые и недостаточно сознательные массы к религии. Разумеется, было бы глупостью считать, что все вчерашние добросовестные и лояльные колхозники и рабочие поголовно соответствовали бы идеалу советского человека. Война, в частности, показала не только позитивные качества советских людей, но и выволокла наружу все недоработки предыдущих лет и все остатки старого, капиталистического уклада, в том числе свидетельствовала о недостаточном изживании источников религии - бескультурности, несознательности, мелкобуржуазной психологии. Советская власть всю войну ощущала давление религиозной стихии снизу - в то время как советские города бомбила фашистская авиация, верующие бомбардировали Советские органы настойчивыми требованиями открыть церкви.
Непосредственной материальной причиной пристального внимания к вопросам религии было относительное старение тылового населения и, следовательно, большая религиозность его, так как статистика СССР говорит о неоднородном распределении верующих по возрастным группам. Верующих традиционно больше среди старших групп, в то время как среди молодежи религиозность падала скорыми темпами. В справках НКВД о религиозных объединениях постоянно упоминается относительно высокий средний возраст верующих (а зачастую упоминается и о преобладании женщин). Например, начальник УНКВД Москвы и области Журавлев о составе празднующих Пасху в 1942 г. сообщал: «Основной состав верующих, присутствующих на богослужениях, - женщины в возрасте 40 лет и старше.» 12 В справке Уполномоченного Совета по делам РПЦ, например, также говорится о возрастном составе подписавших заявление об открытии церкви: «Примерно 60-70% подписавших заявления об открытии церквей, по преимуществу женщин, имеют возраст 50 и больше лет, но есть и молодежь в возрасте 20-25 лет, последние, по преимуществу дети религиозных родителей, подписывают заявления вместе с родителями - всей семьей.» 13
Постольку, поскольку значительная часть наиболее дееспособного и активного населения в военные годы была в армии, то оставшееся в тылу население в гораздо большей степени было верующим, чем до войны. Произошла своеобразная сегрегация - верующие (большую часть из которых и до войны составляли женщины, старики, инвалиды) в значительной мере остались в тылу. Потому, в частности, в первом своем послании местоблюстителя митрополита Московского Сергия от 22 июня 1941г. нет обращения к армии - церковник великолепно знал, что в армии ему ловить некого, и неслучайно выделил верующих в возрастные и половые группы: «Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.» 14.
Более компактное распределение верующих в условиях войны, учитывая исключительную важность тыла - это был очень и очень существенный фактор, в первую очередь экономический. Если в мирное время отказ верующих работать в церковные праздники был терпим и с ним можно было бы не считаться в силу того, что основная масса рабочих - это были молодые здоровые мужчины и женщины, воспитанные уже вполне атеистически, то в войну место их заняли более пожилые рабочие, женщины, группа, более подверженная действию религии, и такой отказ из разряда чудачеств отдельных рабочих становится попросту забастовкой в силу массовости.
Еще одним наисущественнейшим фактором, заставившем советское правительство обратить пристальное внимание на религиозные вопросы, является политика фашистской Германии относительно религии на оккупированных территориях и активное использование религиозных мотивов фашистами в своей пропаганде. Архиепископ Берлинский и Германский (из РПЦЗ) напрямую обращался к верующим с осанной Гитлеру: «Христолюбивый вождь германского народа призвал свою победоносную армию на новую борьбу, на борьбу которой мы жаждали уже давно - на святую борьбу против борющихся против Бога, палачей и насильников, которые укрепились в Московском кремле и из этой древней святыни распространяли яд большевизма, который разрушает все религиозные, духовные, моральные, культурные и правовые основы государственной, народной, общественной и семейной жизни. Во истину, новый крестовый поход во имя спасения народов от антихристовой власти начался.» 15
Несмотря на то, что сами гитлеровские идеологи относились к РПЦ настороженно, тем не менее, эта карта активно ими разыгрывалась. Одна из записок (апрель 1943 г.) К. Розенфельдера министру А. Розенбергу гласит:
«Использование всех сил на Востоке в борьбе против большевизма также требует привлечения Православной церкви. Поэтому следует разрешить Православным церквам или православным церковным группам созвать всеобщий Синод или Поместный собор против большевизма. Эта уступка может в большей мере способствовать использованию Церкви в германских интересах и создать благоприятное впечатление у верующего населения» 16 На Нюрнбергском трибунале Розенберг на вопрос об отношении к церкви подтвердил эту линию: «После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений, и, когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ «О свободе церкви» в конце декабря 1941 г.» 17
В сентябре 1942 г. Генштаб Красной Армии, опираясь на донесения партизанских отрядов, сообщал в ЦК ВКП(б) сведения об отношении немецкого командования к действующим церквам:
«Немецкое командование широко использует в своих целях церковь. Ряд церквей, особенно в Дновском районе, восстановлены, и в них проходят богослужения. О службах даются объявления в газетах. Особенно большая служба была в г. Дно в июле месяце с крестным ходом - по случаю годовщины оккупации города Дно. На этом сборище присутствовали представители германского командования. На богослужении глава города Дно произнес речь, в конце которой призывал население благодарить немецкое командование за освобождение города от красных. В церквах проводятся специальные молебствия за победу германской армии и «спасение родины» от большевиков». 18
В религиозной среде, особенно среди клира, во время войны четко выразились два течения - одно, представляемое РПЦЗ и рядом отколовшихся от РПЦ религиозных групп и сект, официально поддерживала фашизм, другое, представленное подконтрольными Московской патриархии частями РПЦ (неважно, из каких соображений - патриотических, шкурных или выбравшее «меньшее зло»), объявляло себя лояльным СССР. Религия стала реально действующим политическим фактором на оккупированной территории. По сравнению с довоенными слабыми саботажническими укусами а-ля отказ от работ в церковные праздники или недовольством закрытием церкви «крестовый поход против большевизма» вкупе с попытками сформировать «православное воинство» на стороне Гитлера были штукой гораздо серьезнее, и с этим приходилось считаться. В значительной части советская политика относительно РПЦ была направлена на то, чтобы относительно лояльная Советской власти РПЦ нейтрализовала откровенно фашистскую пропаганду своего зарубежного собрата в среде самих верующих, чем сняла бы временно огромное количество возможных проблем как на оккупированной территории (очень обширной к 1942 году), так и на неоккупированной.
Еще одним фактором, влиявшим на отношение советского руководства к РПЦ в годы войны, были взаимоотношения с союзниками, последние постоянно поднимали вопрос о религии и церкви в СССР, проявляли интерес к церковной жизни, встречались с представителями клира. Разумеется, они делали это не с целью способствовать искоренению религиозности в советском обществе, а совсем наоборот.
Ф. Рузвельт в обращениях к руководству СССР призывал уделить внимание вопросу «расширения религиозной свободы». Это, по его словам, позволило бы преодолеть отрицательное отношение Сената к выделению средств на помощь СССР. Рузвельт поручил посольству США в Советском Союзе собрать и представить материалы, показывающие реальное положение различных религиозных общин в СССР. Корделл Хэлл, бывший в годы войны государственным секретарем США, пишет в воспоминаниях об этих днях:
«Президент откровенно объяснил Уманскому (советский посол в США) значительные трудности получения от Конгресса необходимых ленд-лизовских ассигнаций для России из-за недоброжелательного отношения к России со стороны некоторых группировок США, пользующихся значительным политическим влиянием в Конгрессе. Указав, что в России имеются церкви, и что Конституция СССР 1936 года разрешает религию, президент сказал, что, если бы Москва организовала информационную кампанию в США о свободе религии в СССР, это могло бы дать хороший просветительский эффект. Он предложил далее, чтобы такая кампания началась до обсуждения законопроекта об ассигнованиях по ленд-лизу в Конгрессе и до прибытия американской миссии во главе с А. Гарриманом в Москву для обсуждения советских военных потребностей. Уманский сказал, что он займется этим вопросом». 19
Советским послам в странах формирующейся антигитлеровской коалиции было предписано донести до общественного мнения этих стран, что в СССР религиозные свободы будут в значительной степени восстановлены. Вопрос о религии обсуждался на Тегеранской конференции. Союзнические дипломатические представители напрямую неоднократно контактировали с церковью. В сентябре 1942 года в Куйбышеве была организована встреча митрополита Николая (Ярушевича) с советником Британского посольства г. Баггалеем. Во время беседы обсуждались пути «к достижению лучшего понимания между английской и русской церквами» и как один из них - возможность обмена визитами между духовными представителями этих церквей. Религиозные организации Англии и Америки устанавливали прямые отношения с РПЦ и слали приглашения церковным иерархам, а союзническая пресса внимательно следила за советскими религиозными делами, считая их значительным фактором, влиявшим на внешнюю политику - например, 13 сентября 1943 г. газета «Журналь де Женев» опубликовала статью «Сталин и русская церковь», в которой писалось: «Чувствуя, что военное счастье укрепляет его внутреннюю позицию и благоприятствует внешнеполитическим планам, советский режим может теперь позволить себе роскошь и допустить свободу вероисповедания» 20
Союзники, играя на тяжелом положении Советского Союза в войне, прямым текстом требовали уступок, в том числе и в религиозных вопросах как платы за помощь против Гитлера. Советские руководители как могли, отбрыкивались от этих требований - так, например, Молотов так и не разрешил делегации Московского патриархата поехать по приглашению в Англию по мотивом престижа Советского государства - но какие-то уступки все равно приходилось делать.
Церковные вопросы также пересекались с внешнеполитическими интересами СССР в годы войны, особенно относительно тех государств, где православная религия была либо государственной, либо имела большое влияние на общественную жизнь. К таким странам относятся в первую очередь Балканы (Румыния, Болгария, Югославия) и Греция. Внешние контакты РПЦ с православными и греко-католическими церквями этих государств использовались советским правительством как инструмент для воздействия на массовое сознание населения этих государств и на правящие классы с целью антифашистской борьбы и борьбы за вывод союзников Гитлера - Румынии и Болгарии - из войны. Внешнеполитическая деятельность церкви как фактор воздействия, например, нашла отражение и в постановлении ГКО 1943 г. «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР» - религиозные организации за рубежом впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки, иными словами, служба внешней разведки стала использовать религиозные организации в своих целях, чего до войны не наблюдалось ввиду недостаточного обоюдного доверия.
Уже в 1942 году советское правительство санкционирует и способствует распространению обращения Московской патриархии ко всем православным верующим, в том числе и за границей. В ноябре-декабре 1942 г. митрополит Сергий призвал румынское духовенство и солдат румынской армии «окончить войну с русским народом, с которым румыны связаны узами христианского братства, и прекратить пролитие братской единоверной крови». 21 Весной 1943 г. по просьбе Всеславянского комитета борьбы с фашизмом Сергий подготовил аналогичное обращение «Всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и прочих странах и народам, томящимся под гнетом фашистских оккупантов».
К этому же периоду относятся и контакты Московской патриархии с Сербской и Болгарской автокефальными церквями, обсуждение со Сталиным вопроса об объединении православных церквей под эгидой РПЦ (правда, обычно за инициирование Сталиным такого объединения современные историки принимают оброненную им фразу о «своем Ватикане»).
Важнейшим итогом 1943 года, имевшим для Московской патриархии и для советского правительства принципиальное значение, было признание патриарха Сергия главой Русской православной церкви всеми христианскими церквами, а также начавшееся в эмигрантской православной среде - на фоне прорусских (просоветских) настроений в целом - движение за воссоединение с «матерью-церковью», что в конце концов нашло выражение в 1945 году в Поместном Соборе, на котором присутствовали представители 8-ми автокефальных церквей, признавшие если не руководящую, то лидирующую роль РПЦ. Политика подчинения автокефальных церквей влиянию РПЦ отвечала как интересам РПЦ, так и партии, которая получала мощные рычаги влияния на одну из самых консервативных и реакционных организаций мира.
Вопрос о Балканах, кстати говоря, был не столько вопросом «геополитическим», как это представляет нынешняя «историческая» литература «патриотов», сколько вопросом непосредственно-классовым. Дело в том, что, как показала последующая практика, в странах Европы борьба с фашизмом была лишь составной частью пролетарской революции, и в борьбе против фашизма отношения между классами и социальными группами очень много значили для последующего послевоенного революционного процесса. Ввиду того, что Балканы были аграрным регионом, с большими массами крестьянства, более подверженного религиозному влиянию, вопрос о поддержке или хотя бы нейтралитете церкви имел большое значение.
Антифашистская борьба в Югославии имела, например, ярко выраженные черты гражданской войны - в Сербии после оккупации в 1941 году было сформировано фашистское марионеточное правительство и сформированы вооруженные формирования под командованием М.Недича, в Хорватии было сформировано столь же фашистское правительство Павелича со своими вооруженными формированиями, которые воевали против партизан-антифашистов, примерно настолько же фашистскими были и монархические формирования Михайловича, также воевавшие с партизанами НОАЮ и поддерживавшиеся английским правительством. В ходе гражданской войны Сербская православная церковь заняла откровенно антикоммунистическую промонархическую позицию, и дипломатические усилия Сталина в церковном вопросе были направлены на то, чтобы через подконтрольную РПЦ сделать Сербскую церковь лояльной к партизанскому правительству. Тем более, что к 1944 году на освобожденных НОАЮ территориях были предприняты ряд шагов по сужению влияния СПЦ - отменено религиозное образование в школах, церковный брак заменен гражданским, что вызвало резко негативное отношение церкви. Несмотря на то, что в основном посредничество РПЦ в вопросе об урегулировании отношений революционного правительства Югославии с церковью намеченных результатов не достигло, были прояснены позиции, на которых можно было начинать торговаться, посредством РПЦ было оказано существенное давление на сербский Синод, в результате чего в сербской церковной среде ярче выразился раскол по вопросу об отношению к правительству - сербский митрополит Иосиф высказался явно просоветски, чем вызвал большое неудовольствие остального сербского клира. Это было довольно-таки значительным шагом для такой реакционной массы, которой были сербские клирики.
Точно так же по сути гражданской войной было антифашистcкое движение и в Греции. Дело в том, что монархический фашистский режим в Греции имел форму клерикально-фашистского. Архиепископ Дамаскин в 1944-1946 годах был даже регентом Греции и носил титул «этнарха» (то есть вождя нации). Все годы оккупации греческая церковь непреклонно поддерживала монархию. Из всего греческого клира только два митрополита поддерживали ЭЛАС, а потому через РПЦ советское правительство неоднократно пыталось воздействовать на греческую церковь с целью подчинить ее влиянию вполне лояльной СССР политике РПЦ. В 1946 году, когда стало очевидно, что компромисса достичь в этих вопросах не удастся, были предприняты шаги с целью внешнеполитической изоляции греческого клира в православной среде, одновременно был поддержан и греческий экуменизм. 22
В значительной степени внешнеполитическое влияние церкви было использовано и в Болгарии - Болгарская православная церковь, имея значительное влияние в обществе, в условиях монархо-фашистского режима, выступала вполне в русле антикоммунистической позиции, не только осуждая партизанское движение в стране, но и способствуя подавлению его делами. В 1944 году после революции 9 сентября, когда к власти пришло правительство Народного фронта, около 90 священников было осуждено за пронемецкую деятельность, участие в полицейских операциях против партизан и борьбу против Народного фронта. 23 Однако в то же время среди Болгарской церкви были сильны и славянофильские и русофильские настроения, которые, в частности, и до свержения монархии играли сдерживающую роль по вопросу о вступлении Болгарии в войну на стороне фашистской Германии.
Постольку поскольку война продолжалось, резкий и решительный конфликт правительства Народного фронта с церковью, намечавшийся в ноябре 1944, когда противоречия дошли до того, что болгарские коммунисты планировали арестовать Синод, был объективно невыгоден коммунистам. Было решено добиться от Болгарской церкви уступок, в частности, постепенной смены руководства на более лояльное Народному фронту. Эффективным механизмом этого стала РПЦ. В ноябре 1944 г. митрополит Алексий подготовил письмо на имя главы Болгарской церкви митрополита Стефана, «в котором, - как информировал НКИД Г. Карпов, - вносит предложение, чтобы Синод Болгарской церкви вошел с ходатайством к Вселенскому патриарху Вениамину с просьбой о снятии с Болгарской церкви схизмы, наложенной Вселенским патриархом в 1872 г. Митрополит Алексий сообщает, что Русская православная церковь, со своей стороны, обратится к Вселенскому патриарху, поддерживая ходатайство Синода Болгарской церкви» 24 . Меры подобного рода послужили к переориентированию политики БПЦ относительно правительства на «советский лад». Итогом внешнеполитического давления со стороны РПЦ и переговоров между митрополитом Алексием и болгарскими иерархами явилась выраженная в 1945 году экзархом Стефаном искренняя готовность сотрудничать с народной властью, а также прозвучавшие на приеме в Московской патриархии обещания учиться у Русской церкви, советоваться с ней по всем вопросам, в том числе и строительства отношений с государством. После знакомства с подобными фактами, когда советское руководство использовала РПЦ для ослабления контрреволюционного воздействия церкви в странах с традиционно сильным влиянием православия, наивной глупостью кажутся троцкистские утверждения об альянсе Сталина с церковью с целью «имперской политики».
Аналогично ситуация складывалась и в Румынии - РПЦ не только неоднократно обращалась к румынским коллегам и верующим с целью воздействия о выходе Румынии из войны, но и после свержения Антонеску начала активную деятельность по реорганизации Румынской православной церкви в интересах нового правительства. В 1945 году под воздействием, в том числе, и контактов с РПЦ патриарх РумПЦ Никодим (кстати, окончивший Киевскую духовную академию) выступил с призывам к верующим поддерживать новое правительство и выполнять условия перемирия. Это было значительным успехом, если учитывать, что Никодим был известен своими прогерманскими настроениями.
Использование церкви во внешней политике во время войны имело целью и нейтрализацию белой эмиграции, что было важным в свете попыток гитлеровцев организовать в 1944 г. очередной антикоммунистический интернационал - власовский «Комитет освобождения народов России» с широким привлечением эмиграционных кругов и РПЦЗ. В ноябре - декабре 1944 г. Московская патриархия вела переговоры о присоединении с представителями Мукачевско-Пряшевской епархии, с монахами Валаамского монастыря в Финляндии, с митрополитом Феофилом (США), с духовенством карловацкой группы в Европе, Китае и Японии, наконец, с таким «маститым иерархом» (слова Карпова) как митрополит Евлогий, глава эмигрантской православной церкви во Франции. Евлогий неоднократно в неофициальных контактах с представителями советского посольства во Франции «сообщал о своем желании возвратиться под омофор Московского патриарха»; послание митрополита Евлогия патриаршему местоблюстителю Алексию от 21 ноября 1944 г. «положило начало их переписке и официальным переговорам о воссоединении». 25
Внешнеполитические мотивы компромиссной политики советского правительства с церковью в военные годы есть одна из малоизвестных в популярной литературе тем, хотя степень влияния ее на отношения советского государства и церкви очень даже значительна. Разница в отношении к церкви во внешнеполитических и во внутренних делах, сочетание жесткой в целом политики относительно распространения религии внутри СССР и активное «собирательство» церквей вокруг РПЦ как раз и показывают роль, которую играл внешний фактор в компромиссах с церковью. Что реально получила церковь в годы войны?
В настоящее время в литературе имеется совершенно определенная тенденция преувеличения уступок, которые были сделаны церкви в годы войны и еще большее преувеличение результатов этих уступок.
С началом войны РПЦ была вынуждена сделать выбор - или она поддерживает Советское правительство, или оно поет ему анафему. Несмотря на то, что значительная часть клира, особенно высшего, не питали никаких особых симпатий к СССР, они великолепно понимали, что роль религии самой по себе недостаточно высока, чтобы сыграть самостоятельную роль, настроения верующих в основном просоветские, а контрреволюционные настроения, хоть и поднявшие голову с началом войны, не только неспособны выступить реальной силой, но и будут активно и решительно подавлены. Ну, и сказалось ассоциация церковниками православной церкви с национальной идентичностью - церковь великолепно понимала, что, ставя целью не только классового, но и национального угнетения, гитлеровцы с церковью будут считаться еще меньше, чем советское правительство. Последний факт подтвердился в дальнейшем - церковь всю войну имела достаточно материала об «осквернении святых мест» германской военщиной, чтобы не питать иллюзий относительно своей судьбы. Таким образом - выбор был сделан в пользу СССР, однако переписка иерархов показывает, что у них было достаточно скепсиса относительно исхода войны и было желание обеспечить себя и на случай поражения, а постольку поскольку НКВД не дремал, все тонкости настроений церковников, были известны советскому правительству. Впрочем, настроения ключевой фигуры церкви времен войны - местоблюстителя патриарха митрополита Сергия были искренне просоветскими, что во многом предопределило возможности компромиссной политики.
Вначале советское правительство относилось весьма скептически относительно «патриотизма» церкви, однако с началом войны фактом стали определенные изменения в политике относительно религии. Как отмечают многие исследователи, правительство заняло позицию нейтралитета и невмешательства в церковные дела, никак не реагируя на настойчивые требования церкви обратить внимание на ее «патриотический порыв».
Что, кстати, весьма интересно - при всей патриотической активности церкви правительство не воспользовалось «услугами» церкви в самый тяжелый период войны - практики показала, что обошлись и без обноса укрепрайонов «чудотворными иконами».
Однако к 1943 году, все факторы, по которым установление деловых отношений с церковью было необходимым, определились ярче - особенную роль сыграли тут внешнеполитические факторы и изменение политики фашистской Германии на оккупированных территориях, характеризовавшейся активной вербовкой коллаборационистов разных мастей под эгидой борьбы с большевизмом при активном участии РПЦЗ.
Примерно к этому периоду относятся обсуждения религиозной политики советскими руководителями, в которых, кроме Сталина участвовали В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л.П. Берия, В.Н. Меркулов. Было решено создать отдельный орган для связи правительства и РПЦ, а также провести встречу с церковными иерархами.
4 сентября 1943 года Сталин встретился с полковником госбезопасности Г.Г.Карповым, многолетнюю работу которого в органах безопасности, в частности, в Секретно-политическом отделе, связывают с контролем за деятельностью религиозных организаций. В ходе встречи Карповым были высказаны предложения, в частности, об организации специального органа по взаимодействию с религиозными организациями, даны характеристики руководства церквей, в основном РПЦ, ее связей за границей, И. Сталин заметил, «что речь идет об организации специального органа при Правительстве Союза… Надо организовать при Правительстве Союза, т. е. при Совнаркоме, Совет, который назовем Советом по делам Русской православной церкви; на Совет будет возложено осуществление связей между Правительством Союза и патриархом; Совет самостоятельных решений не принимает, докладывает и получает указания от Правительства» 26
В частности, Карповым было предложено возвратиться к органу, аналогичному Комиссии по делам религиозных культов при ЦИКе, на что Сталиным было заявлено, что это невозможно в условиях военного времени, а в ответ было предложено создать специальный орган для связи только с РПЦ. В тот же день состоялась и встреча И.В.Сталина с иерархами церкви. Митрополиты, прежде всего, просили разрешения на проведение Архиерейского собора для избрания патриарха. Вторым вопросом со стороны иерархов стала проблема открытия духовных учебных заведений. Они говорили о желании открыть богословские курсы при некоторых епархиях. Оживленно обсуждался и вопрос об открытии новых православных церквей. Иерархи указывали на то, что имеющееся незначительное число храмов было распределено по областям СССР неравномерно, что об открытии храмов просят верующие и епархиальные архиереи всех епархий, что в течение многих лет церкви не открывались, тогда как потребность в них огромна, что открывать церкви надо в первую очередь там, где их нет вовсе или очень мало. К удивлению иерархов, Сталин не спорил, а только произнес фразу: «по этому вопросу никаких препятствий со стороны правительства не будет». В ходе беседы были удовлетворены и другие просьбы Церкви: об издании ежемесячного журнала, об организации свечных заводов и других производств, о предоставлении духовенству права быть избранным в состав исполнительных органов (церковные советы) религиозных обществ и наведении порядка в деле налогообложения священнослужителей, о предоставлении религиозным обществам большей свободы в распоряжении своими денежными средствами, в том числе в части увеличении отчислений религиозным центрам; о выделении транспорта для патриархии.27 Из всех обсуждаемых вопросов только три можно определить как уступку церкви - разрешение на издание журнала, открытие церквей и предоставление транспорта патриархии. Причем последнее никоим образом не свидетельствует о том, что государство снабжало патриархию - ввиду фактической государственной монополии на транспорт государство лишь разрешало церкви купить или заказать на свои средства транспорт. Все остальные обсуждаемые вопросы есть не уступки, а лишь юридическое урегулирование религиозной практики, такое урегулирование не есть уступка церкви, а есть, наоборот, способ эффективнее контролировать церковную деятельность. В условиях легализации церковного образования, например, улучшаются возможности контроля за церковными кадрами без применения дорогостоящих и не всегда эффективных секретных форм службами безопасности, упорядочение налогообложения церковнослужителей выводит значительную часть сумм с «черного рынка», позволяет эффективнее контролировать финансовые потоки и практически ликвидирует кустарную промышленность, полулегально сопутствовавшую церкви. Созыв Архиерейских соборов и восстановление патриаршества есть также способ поставить церковь под более жесткий контроль - в условиях массового подъема религиозности куда проще иметь дело с жесткой иерархической структурой, чем с сотнями раздробленных приходов и общин.
По окончании беседы было объявлено, что будет создан при СНК СССР Совет по делам РПЦ, причем функции его были определены отличные от обер-прокурорских - наблюдательные и совещательные. На Совет возлагались функции посредничества между правительством и церковью, разработка законопроектов по религиозной тематике, формирование статистических сводок. Председателем новой организации стал Г.Г.Карпов, человек донельзя компетентный в вопросах церковной политики.
14 сентября 1943 года за подписью И. Сталина Совнарком СССР принял постановление «Об организации Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР». 7 октября правительство СССР своим постановлением за № 1095 утвердило «Положение о Совете по делам Русской православной церкви при СНК СССР».
В ноябре 1943 г. Совнарком СССР принял постановление «О порядке открытия церквей». Принципиальным в этом постановлении было то, что решение - открывать церковь или отказать в этом верующим - принималось на местном уровне обл(край)исполкомами. Совету отводилась роль передаточного звена от областных органов к правительству. Если решение было положительным, то материалы через Совет передавались в СНК СССР для принятия распоряжения; потом это распоряжение Совет высылал в область как основание для регистрации нового религиозного общества. Ответственность и контроль за оформлением документов ложились на уполномоченных Совета в краях и областях СССР. За 1944 год поступило 6402 ходатайства верующих; за 1945 - 602518. Однако открыто было церквей за эти годы: 207 в 1944 г. и 509 - в 1945 г. 28.
Таким образом, основная уступка церкви, относительно которой идут основные «научные» спекуляции была скорее декларированием - по сравнению с более чем 20 тысячами действующих церквей на 1936 год, вновь открытые за 2 года после принятия постановления об упорядочении открытия церквей 716 культовых зданий - просто кошкины слезки. Если учесть, что в 1944 году было удовлетворено только 3,2% заявлений об открытии, а в 1945 - и того меньше, смехотворные 0,8%, в вопросе, кто кого обманул - церковники ли Сталина, добившись некоторых уступок, или же Сталин церковников, можно с уверенностью сказать, что Сталин поманил церковного осла морковкой, которую дал ему только понюхать…
Та же самая история была и с «патриотической деятельностью» церкви - советская власть принимала пожертвования верующих и церкви, но попытки распространения религии достаточно жестко пресекались: в мае 1943 г по требованию наркомата Внутренних дел запрещена была такая форма «патриотического служения» церкви, как «шефство» епархий непосредственно над конкретными военными госпиталями, снабжение их продуктами питания, другими необходимыми предметами, проведение концертов и посещение раненых бойцов представителями приходов и духовенством. Были расценены как недопустимые попытки «со стороны церковников входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства» 29.
Или еще факт, характеризующий направленность советской политики - по отчетам Карпова, из числа открытых на временно оккупированной территории храмов после войны было закрыто и изъято у церкви 1150 зданий 30.
Это было вполне определенной политикой государства. В середине октября 1943 г. на приеме у Молотова Карпов просит окончательно определить порядок рассмотрения заявлений верующих об открытии церквей, а также «линию в работе» в данном направлении. Молотов признал, что открывать церкви придется, но следует не особенно при этом торопиться. Его практические указания свелись к следующему:
«Пока не давать никаких разрешений на открытие церквей, а провести следующее: имеющиеся в Совете заявления об открытии церквей переслать на места на заключение, разобраться в обстановке, узнать, где, сколько заявлений, о каких храмах конкретно идет речь, знать мнение патриарха и затем представить правительству письмо, в котором показать обстановку и свои предложения, где Совет считает целесообразным открыть церкви. В последующем по вопросу открытия церквей входить за санкцией в правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы» 31.
Однако даже эти меры имели более чем существенный эффект - восторг церкви был неописуем. Церковные деятели завалили подарками Сталина, Молотова и Карпова, правда, советское правительство дипломатично отдаривалось в ответ, вместо дальнейших уступок в религиозных вопросах. Постольку поскольку реальные выгоды, полученные церковью, были минимальны, то и в этом случае Сталин мудро одаривал в ответ патриархов лимузинами, но антирелигиозную по сути политику государства не менял. Фактически церковь просто покупалась СССР за сравнительно небольшую цену.
В выступлениях клира звучали постоянные безудержные славословия в адрес Сталина, советского правительства и ВКП(б), церковные деятели с готовностью и рвением выполняли внешнеполитические поручения правительства относительно своих коллег. Например, уламывая Сербскую православную церковь, глава делегации РПЦ настаивал на перестраивании ее отношений с государством даже в резких и безапелляционных тонах. Основная часть клира, подконтрольного РПЦ в годы войны была вполне лояльна Советской власти и не только не вредила непосредственно ходу военных действий, но и была в некоторой мере полезна. Конечно, не стоит переоценивать степень влияния церкви на общественную жизнь - возможности церкви были весьма ограничены. Характерный пример - если на пожертвования невоцерковленных советских граждан в годы войны была выпущена военная техника для десятков различных соединений, то на церковные средства была построена одна танковая колонна (батальон), одна эскадрилья и один бронепоезд. На большее очевидно поскупились божьи люди.
Таким образом, вопрос о существенном изменении политики Советской власти относительно религии даже и не ставился. Церковь была использована, использована с выгодой для советского правительства. Уступка не переросла в отступление, после войны большинство уступок было свернуто, религиозный подъем пошел достаточно резко на спад, а в церковных низах наметился очевидный кризис. Во второй части статьи будет рассмотрен подробнее вопрос об отношениях церкви и советского государства в послевоенных период и на материалах Совета по делам РПЦ будет показан механизм взаимодействия церкви и государства. Сентябрь-Октябрь 2007 Источники
1
http://www.abcreferats.ru/history/table4338_1.html2 Шимон И. Я. «Сталин сказал “Да”: Новая политика Советского государства в отношении церкви в период Великой Отечественной войны»
3 А. Б. Елисеев «Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории русской православной церкви середины ХХ в.» (Источник: А. Б. Елисеев. Дискуссионные вопросы современной российской историографии истории Русской Православной Церкви середины ХХ в. // XII Международные Кирилло-Мефодиевские чтения, посвященные Дням славянской письменности и культуры (Минск 24-26 мая 2006 г.): Материалы чтений «Церковь и социальные проблемы современного общества» / Ин-т теологии им. свв. Мефодия и Кирилла, Бел. гос. ун-т культуры и искусств; отв. ред. и сост. А. Ю. Бендин.- Минск: Ковчег, 2007. - 358 с. )
4 Дмитрий Дудко «Он был верующим»
5 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с. (использовалась электронная версия книги )
6 Одинцов М.И. «Вероисповедная политика советского государства в 1939-1958 гг. в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958» (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
7 Фирсов Сергей «Была ли «безбожная пятилетка»?»
8 А.В. Журавский «Актуальные и перспективные направления изучения русской церковной истории XX века.» Исторический вестник, 2000 №9-10
9 Ильченко В. Н. «Особенности правовых отношений между Русской Православной Церковью и советским государством в годы Великой Отечественной войны»
10 Фирсов Сергей «Была ли «безбожная пятилетка»?»
11 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с. (использовалась электронная версия книги )
12 «Информация начальника УНКВД Москвы и Московской области М.И. Журавлева о прохождении Пасхи» опубликовано: Москва военная. 1941-1945. Мемуары и архивные документы. М., 1995. С. 215--217.
13 Советская жизнь. 1945-1953/ Составители Е.Ю.Зубков, Л.П.Кошелева, Г.А.Кузнецова, А.И.Минюк, Л.А.Роговая - М.: «Российская полиическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003, стр.646
14 «Близок час нашей победы» Послание патриаршего местоблюстителя митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страгородского) и иерархов Русской православной церкви 24 ноября 1941 г. Опубликовано: Правда о религии в России. М., 1942. С. 411 - 413.
15 Послание архиепископа Берлинского и Германского Серафима (Ляде) духовенству и верующим православной епархии в Германии. Опубликовано: Никитин А.С. Нацистский режим и Русская православная община в Германии (1933-1945). М., 1998. С. 401-404.
16 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.
17 Там же.
18 Там же.
19 Там же.
20 Волокитина Т.В. Москва и православные автокефалии Болгарии, Румынии и Югославии (К проблеме восприятия советской модели государственно-церковных отношений в 40-е гг. ХХ в.) в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
21 Там же.
22 Н. Селищев Православная церковь. Взгляд русского историка» Москва, 2001 «
23 Чумаченко Т.А. Внешнеполитическая деятельность Московской патриархии 1943-1946 гг. в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
24 Там же.
25 Там же
26 Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при СНК (СМ) СССР в 1943-1947 гг.: особенности формирования и деятельности аппарата, в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
27 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.
28 Барабаш Т.А. «Судьбы Русской церкви в годы войны: до и после встречи с генералиссимусом Сталиным» в сб. Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций. 2002-2004 гг.
29 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.
30 Барабаш Т.А. "Судьбы Русской церкви в годы войны: до и после встречи с генералиссимусом Сталиным" в сб. Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций. 2002-2004 гг.
31 Там же.
Фашизм
27.11.2010 - 21:38
11 
Прошу занести в избранное!
