Истории замечательных людей, поразительные люди с которых хочется брать пример Опции

[Sunshine]

Вероника Тушнова и Александр Яшин.

Не отрекаются любя, Ведь жизнь кончается не завтра...

Известная советская поэтесса Вероника Михайловна Тушнова (1915–1965) родилась в Казани в семье профессора медицины, биолога Михаила Тушнова. Её мать, Александра Тушнова, урождённая Постникова, была намного моложе своего супруга, отчего всё в доме подчинялось лишь его желаниям. Приходивший поздно домой, много работавший, строгий профессор Тушнов нечасто виделся с детьми, отчего дочь боялась его и старалась избегать, скрываясь в детской.

Маленькая Вероника всегда была задумчивой и серьёзной, любила оставаться одна и переписывать стихи в тетрадки, которых к концу школы собралось несколько десятков.

Страстно влюблённая в поэзию, девушка была вынуждена покориться воле отца и поступить в медицинский институт в Ленинграде, куда незадолго до этого переехала семья Тушновых. В 1935 году Вероника закончила обучение и поступила на работу лаборанткой в Институт экспериментальной медицины в Москве, а через три года вышла замуж за Юрия Розинского, врача-психиатра. (Подробности жизни с Розинским неизвестны, так как родственники Тушновой предпочитают молчать об этом, а семейный архив поэтессы до сих пор остаётся необнародованным.)

В Москве, в свободное от работы время, Вероника Михайловна занималась живописью и поэзией. В начале июня 1941 года она подала документы в Литературный институт имени А. М. Горького, но начавшаяся война помешала осуществлению заветной мечты. Тушнова уехала на фронт медсестрой, оставив больную мать и родившуюся к тому времени дочь Наташу.

На фронте ночами будущая поэтесса исписывала тетрадные листы всё новыми и новыми стихами. К сожалению, современные литературоведы называют их неудачными. Однако раненым и больным, которые находились на попечении Вероники Михайловны, до этого не было дела. Они дали ей короткое прозвище «доктор с тетрадкой». В госпитале Тушнова успевала писать диссертацию, помогала раненым, лечила не только их тела, но и искалеченные души. «Все мгновенно влюблялись в неё, — вспоминала фронтовая подруга Тушновой Надежда Лыткина, — она могла вдохнуть жизнь в безнадёжно больных… Раненые любили её восхищённо. Её необыкновенная женская красота была озарена изнутри, и поэтому так затихали бойцы, когда входила Вероника…»
Современники, знавшие Тушнову, считали её «ошеломляюще красивой». Темноволосая, смуглая женщина, похожая на восточную красавицу, обладала очень мягким и добрым характером. Она никогда не повышала голос, со всеми говорила предельно тактично и уважительно, на грубость отвечала улыбкой и безграничной добротой. Её друзья и знакомые отмечали в Тушновой ещё одно поразительное качество — не знающую пределы щедрость. Всегда приходившая на помощь в любое время дня и ночи, до конца жизни она жила предельно скромно, но очень любила делать подарки: родным, друзьям, соседям, даже просто случайным знакомым. «Она из всего создавала счастье», — говорила её близкая подруга. Марк Соболь вспоминал, что все писатели были «чуть ли не поголовно влюблены в Веронику» и добавлял: «Она была удивительным другом».
Однако женская судьба поэтессы была трагична — её красивая и раздёленная любовь не могла закончиться счастливо. Её возлюбленный — известный русский поэт Александр Яшин (настоящая фамилия Попов; годы жизни 1913–1968) — был отцом четверых детей и мужем душевнобольной женщины. Уйти из семьи он не мог. Понимая это, не желая оставлять детей любимого без отца, Вероника Михайловна ничего не требовала, ничем не мешала Яшину, который так же пылко и нежно любил её. Влюблённые старались не афишировать свои отношения, ничем не выдавали свою зрелую и сильную любовь:

Стоит между нами

Не море большое —

Горькое горе,

Сердце чужое...

Страстный и романтичный Александр Яшин, чувствуя непонимание и одиночество в семье, каждые выходные шёл к Веронике, где утолял свою потребность в женской ласке, теплоте и любви. Они встречались тайно. Выезжая из Москвы на любой уходящей электричке, влюблённые останавливались в подмосковных деревнях, гуляли по лесу, иногда ночевали в одиноких охотничьих домиках. Возвращались они всегда разными дорогами, чтобы не выдать своей тайной связи.

Сколько же раз можно терять

Губы твои, русую прядь,

Ласку твою, душу твою…

Как от разлуки я устаю!

Тушнова

Однако Александр Яковлевич был очень заметной фигурой в советской литературе — лауреат государственной премии, автор широко известных прозаических и поэтических произведений, функционер Союза писателей СССР. Его отношения с малоизвестной и не уважаемой в литературной среде поэтессой не могли остаться незамеченными. Вскоре об их романе заговорили. Большинство осуждали эту связь, многие приписывали Тушновой карьеристские устремления, другие открыто обвиняли Яшина в недостойном поведении — в измене несчастной больной женщине и потакательстве недостойной распутнице. И Александр Яковлевич, и Вероника Михайловна стали избегать общества литераторов, предпочитали общаться только с верными друзьями. Именно в эти годы, в очень короткий период времени Тушновой были созданы циклы лирических стихотворений, обессмертивших её имя. Достаточно вспомнить «Сто часов счастья» или «Не отрекаются любя».

Счастье же влюблённых поэтов и в самом деле длилось недолго. Тушнова неизлечимо заболела онкологически и угасала на глазах. Умирала она в страшных мучениях. Долгое время, прикованная к больничной койке, она старалась не выдавать слабость и боль тела. Принимая друзей в палате, она просила их подождать за дверью, причёсывалась, надевала цветастое платье и встречала их с неизменной улыбкой на лице. (Мало кто знал, что сильнейшие антибиотики стягивали ей кожу на лице, и каждая улыбка была для несчастной мучительно болезненной.) Когда больную навещал Яшин, Тушнова преображалась, и в глубине её грустных глаз сияли искорки счастья. Лишь об одном жалела она в такие часы: «Какое несчастье случилось со мной — я жизнь прожила без тебя».

Вероники Михайловны Тушновой не стало 7 июля 1965 года, когда ей едва исполнилось 50 лет. Прославившая её книга (стихотворения из которой сегодня знает любой мало-мальски грамотный человек в России) «Сто часов счастья» появилась незадолго до смерти поэтессы и была посвящена её единственной любви — поэту Александру Яшину:

Любовь на свете есть!

Единственная — в счастье и в печали,

В болезни и здоровии — одна,

Такая же в конце, как и в начале,

Которой даже старость не страшна.

Яшин долго и тягостно переживал смерть Вероники Михайловны. Через несколько дней он написал одно из своих самых известных стихотворений, посвящённых Тушновой:

Чтоб не мучиться поздней жалостью,

От которой спасенья нет,

Напиши мне письмо, пожалуйста,

Вперёд на тысячу лет.

Не на будущее, так за прошлое,

За упокой души,

Напиши обо мне хорошее.

Я уже умерла. Напиши.

Яшин

Через три года после «любимой Вероники» умер и Александр Яковлевич. Волею судьбы, он скончался от рака — той же самой болезни, которая поразила тело его любимой. За несколько дней до своей смерти он писал: «Завтра мне предстоит операция… Насколько я понимаю — трудная. Тяжело представить себе что-либо более печальное, чем подведение жизненных итогов человеком, который вдруг осознаёт, что он не сделал и сотой, и тысячной доли из того, что ему было положено сделать».

Влюблённые навсегда соединились вместе, без пересудов, ненужных разговоров, зависти и злости недоброжелателей, упрёков и непонимания близких людей. А их стихи до сих пор читают потомки, будто проживают с ними ещё одну жизнь.



Красивая история.....

[Sunshine]

Федерико Феллини и Джульетта Мазина, история их красивой любви, длинною в жизнь....

Пятьдесят лет и один день — столько длится счастье. Во всяком случае у великих Джульетты Мазины и Федерико Феллини было именно так. Они прошли дорогу длиною в целую жизнь и не расстались даже после смерти.

«Моя Джульетта»

Девочка по имени Джулия Анна и не мечтала о славе большой киноактрисы. Старшая в семье учительницы и скромного служащего, она после начальной школы уехала в Рим к тетке, не имевшей своих детей, чтобы окончить там гимназию сестер-урсулинок. Увлекшись археологией, поступила в университет, где стала играть в студенческом экспериментальном театре. Ее заметил кто-то из профессионалов, и вскоре Мазину пригласили участвовать в радиопостановках.

Она усиленно занималась техникой речи, стремясь избавиться от северо-итальянского диалекта, и озвучивала забавные радиоскетчи из серии «Чикко и Паллина», сценарии которых неизвестный автор подписывал так: Федерико Феллини. Через какое-то время она познакомилась с этим худощавым, остроумным парнем.

Интересно, что к своему главному жизненному выбору Феллини подошел тоже случайно. Его отец, торговец винами и сладостями, видел сына в будущем только адвокатом. А несносный мальчишка все свободное время проводил за «пустыми художествами» и даже открыл в своем родном городе Римини маленькое «ателье», где рисовал карикатуры на клиентов. Едва отметив свое 18-летие, Федерико отправился во Флоренцию, где работал наборщиком в типографии, сочинял тексты и рисовал для юмористических журналов. Честолюбивые мечты привели юношу в Рим, здесь он тоже сменил чуть ли не десяток профессий.

Потом познакомился с популярным актером варьете Альдо Фабрици, который ввел его в мир театра и кино. В это же время, помня о наставлениях отца, он даже поступил учиться экстерном на юридический факультет Римского университета. Успевал и писать сценарии для радиопостановок.

«Я влюбился в собственное отражение в ее глазах»

Феллини очаровал Джульетту сразу. Он рассказывал много невероятных историй, много фантазировал о себе, событиях своей жизни. Джульетта не сразу научилась отличать фантазии от реальности; научившись — поддержала эту «игру». Она понимала, что мир, созданный Феллини, нельзя разрушать, это травмирует его. Джульетта всегда знала, что настоящая любовь требует самопожертвования, альтруизма и самоотречения (история любви ее родителей — яркий тому пример). Феллини был человеком, которого она любила всю свою жизнь, была готова на любые жертвы ради него, ради них обоих, ради их любви.

«Я всегда считал, что моя встреча с Джульеттой была предопределена самой судьбой, и не думаю, что все могло бы сложиться как-то иначе, — признавался он впоследствии. — Джульетта исполняла написанные мною сценки. Таким образом, отношения деловые развивались параллельно отношениям личным, и так было всегда».

Через две недели после знакомства они поженились и переехали жить к тете Джулии (после этого события отношения тети Джулии и родителей Джульетты осложнились: родители мечтали о другом зяте, они были шокированы тем, что влюбленные не обвенчались, и винили тетю Джулию, приютившую их). Мазина и Феллини обвенчались через пять месяцев. Феллини скрывался от призыва в армию Муссолини, поэтому из соображений безопасности не рискнул появляться в католическом соборе.

Через три недели после венчания Джульетта потеряла своего первого ребенка — упала со стремянки, доставая что-то с верхних полок шкафа: ей всегда не хватало роста... Джульетта очень переживала, но врач и тетя Джулия успокаивали: она ведь так молода, здорова, будут другие дети! Однако судьба распорядилась иначе.

Вторая беременность Джульетты в 1945 году закончилась мучительными, долгими родами, и на свет появился их сын Пьетро Федерико Феллини — слабенький младенец, которому с самого начала врачи предрекали очень недолгую жизнь. Вскоре после родов врачи предупредили Джульетту, что детей у нее больше не будет. Она понимала, что Пьетро — ее единственный ребенок, и в течение двух недель отчаянно боролась за его жизнь. Потеряв сына, она потеряла и надежду когда-нибудь стать матерью.

Джульетта была совершенно убита горем, а Федерико приходил со съемок возбужденным. Он только и мог говорить, что о новой своей любви — кинематографе. Он говорил: «Не плачь, Джульетта, ведь у тебя есть я». И она старалась не плакать — хотя бы в его присутствии. И всецело посвятила себя мужу.

Гений и муза

Федерико всегда был уверен в своей гениальности и особом предназначении. Он легко критиковал великих, для него не существовало авторитетов, и он абсолютно не был способен пригибаться и совершать обходные маневры на пути к вожделенной цели. Он брал цель штурмом, а если штурм не давал результатов — отступал. Пока окружающий мир не признал в нем гения, подобная тактика не приносила никаких положительных результатов.

И тогда за дела взялась Джульетта. Она устраивала обеды для тех людей, которые могли быть полезны Федерико в его карьере. Она старалась сглаживать резкость поведения Федерико своим аристократизмом. Даже если Федерико не являлся на эти обеды, оскорбленный необходимостью «лебезить перед всякими ничтожествами», Джульетта умудрялась так выстроить беседу, что к концу обеда приглашенные узнавали о Федерико больше, чем если бы он сидел за столом рядом с ними.

В 1945 году Джульетта подружилась с любимцем всей Италии кинорежиссером Роберто Росселлини. Были и обеды, и прогулки по Риму, и беседы — «о чем угодно, только не о кино», как потом вспоминал Росселлини в одном из интервью. И она добилась своей цели. Росселини пригласил Феллини на студию: сначала — ассистентом, потом — вторым режиссером, а через три года сам снял фильм по его сценарию... Так начался творческий путь великого режиссера.

«Маленькая женщина с глазами потерявшегося щенка»

Всевозможных наград было сколько угодно… а вот денег — увы, нет. Они так и не стали даже более-менее обеспеченными людьми. Джульетта была очень практична — и друзья поговаривали, что именно поэтому маэстро не умер с голоду.

Федерико никогда не носил с собой наличные — он знал, что наверняка моментально потратит все, что будет в кармане. Он и тратил — его визитной карточкой стали знаменитые алые шарфы, которые он заказывал у самых дорогих портных. Он, не задумываясь, мог снять самый дорогой номер в отеле — только потому, что там останавливались Чарли Чаплин или Одри Хепберн. А Джульетта платила по счетам и в шутку называла себя финансистом. У нее не было ни мехов, ни бриллиантов, которые богине полагаются по статусу. Они так и не переехали из шумного и перенаселенного центра Рима в пригород — как это заведено у всех обеспеченных итальянцев. У них не было ни вилл, ни яхт, ни автомобилей, и даже отдыхать они ездили в Римини - родной город Федерико, и жили там в отцовском доме.

«Маленькая женщина с глазами потерявшегося щенка», — так говорил он о ней, а она не обижалась, улыбалась благодарно. Она могла бы сделать свою творческую карьеру. Но вместо этого она делала его карьеру. Она осталась актрисой четырех ролей — все из его фильмов. А он получал «Оскаров»: в 1963 году за «Восемь с половиной», в 1974-м — за «Амаркорд», а потом еще почетный «Оскар» за вклад в киноискусство.

Дорога

Джульетта всегда скрывала от мужа свои проблемы — и свои недуги. О ее смертельной болезни он очень долго даже не догадывался. Чтобы не тревожить Федерико, Джульетта лечилась амбулаторно, хотя врачи настоятельно советовали ей лечь в клинику. Она послушалась их советов только тогда, когда сам Феллини слег в больницу. Сославшись на какие-то дела, она поехала в Рим, чтобы дать согласие на госпитализацию, и узнала, что уже слишком поздно.

Для Феллини это было как гром среди ясного неба. Он пришел в ужас, ведь Джульетта была для него всем — женой, матерью, подругой, советчицей, соавтором. Потерять все это в один миг он был не готов. Он потребовал машину, чтобы ехать к ней. Он был слаб после операции, ему вообще нельзя было двигаться, он мог умереть в дороге... Его умоляли хотя бы повременить. Но он настоял на своем — и выехал в тот же день, когда получил весть о ее болезни.

Теперь они лежали в соседних палатах — Феллини выздоравливал, Джульетта умирала... Врачи сказали, что ей осталось полтора—два года. Они выписались из больницы в один день, в конце октября 1993 года. Феллини поторопил врачей с выпиской — он хотел отметить их золотую свадьбу, а больничная палата мало подходила для празднества.

В день 50-летнего юбилея супружеской жизни, 31 октября, он настоял на том, чтобы пойти в тот самый ресторан, куда он пригласил ее в день знакомства. Джульетте хотелось провести этот день дома, но она покорилась, задавив в душе смутное предчувствие несчастья.

В ресторане она вдруг расплакалась. Феллини всегда сердился, когда она плакала. Но сейчас неожиданно мягко сказал: «Не плачь... Джельсомина». Он назвал Джульетту именем ее первой экранной героини. И это были его последние слова. Подали закуски, он начал с аппетитом есть, затем произошел сердечный приступ, он поперхнулся... Или сначала поперхнулся, а потом произошел сердечный приступ. Приехала «скорая», его отвезли в больницу, в ту самую, из которой выписали несколько дней назад, пытались спасти, но поздно — он умер еще там, в ресторане.

На похороны Феллини пришли миллионы людей. Дорога от Рима к Римини была запружена машинами тех, кто хотел проводить маэстро в последний путь. Джульетта не плакала, только робко улыбалась в ответ на соболезнования.

Врачи обещали ей полтора или два года жизни при условии, что она будет бороться с болезнью. Но она не боролась — и пережила Федерико всего на шесть месяцев. Ее похоронили с фотографией мужа в руках — как она сама просила. На ее памятнике высечена надпись: «Теперь, Джульетта, ты можешь плакать».
(С)

[Sunshine]

За сорок четыре прожитых года, половину из которых Чехов болел туберкулезом, унесшим его в могилу, писатель не только создал выдающиеся произведения (двадцать томов всемирно прославленной прозы), но и успел сделать колоссально много:

Построил четыре деревенские школы, колокольню, пожарный сарай для крестьян, дорогу на Лопасню, преодолевая пассивное сопротивление косного земства, надувательство подрядчиков, равнодушие темных крестьян;

Поставил в родном Таганроге памятник Петру Первому, убедив Антокольского пожертвовать изваянную им статую городу и организовав ее отливку и бесплатную доставку через Марсельский порт;

Основал в Таганроге общественную библиотеку, пожертвовав туда более двух тысяч собственных книг, и четырнадцать лет непрерывно пополнял ее;

Во время жизни в Мелихове ежегодно как врач принимал свыше тысячи больных крестьян совершенно бесплатно и снабжал каждого из них лекарствами;

В качестве земского врача на холере один, без помощников, обслуживал 25 деревень;

Совершил героическое путешествие на остров Сахалин , в одиночку сделал перепись всего населения этого острова, написал книгу «Остров Сахалин», доказав цифрами и фактами, что царская каторга – «бездарное издевательство имущих и сытых над бесправной человеческой личностью»;

Помог тысячам людей (содержание многих из писем Чехову в каталоге собрания сочинений формулируется так: «Благодарность за полученные от Чехова деньги…», «Благодарность за содействие в получении службы…», «Благодарность за хлопоты о паспорте…» и т. д.

В разоренном и обглоданном Мелихове посадил около тысячи вишневых деревьев и засеял голые лесные участки елями, кленами, вязами, соснами, дубами и лиственницами; на выжженном пыльном участке в Крыму посадил черешни, шелковицы, пальмы, кипарисы, сирень, крыжовник, вишни и прекрасный цветник.

В записной книжке Чехов оставил такие строки: «Мусульманин для спасения души копает колодезь. Хорошо, если бы каждый из нас оставлял после себя школу, колодезь или что-то вроде, чтобы жизнь не проходила и не уходила в вечность бесследно».

[Sunshine]

О Коко Шанель нужно писать не как о героине моды, а как о провозвестнице новой эпохи, удивительном человеке, который дал женщинам новую мечту, кроме той, что у них была раньше.
Шанель научила женщин воле, целеустремленности и вооружила их верой в себя, не заставляя, при этом, отказываться от женственности и любви. Вся ее бурная и головокружительная судьба отражена в удивительных, хлестких афоризмах, на которые мадемуазель была щедра и горазда. в день памяти Коко Шанель, скончавшейся 10 января 1971 года, предлагает вспомнить ее самые известные высказывания и правила жизни. Переворот в моде – переворот в сознании
Довольно скучно в тысячный раз читать о том, что Шанель дала женщинам маленькое платье, деловой костюм, сумочку на цепочке и прочие милые тряпочки. А, и еще духи № 5! Но дело-то не в тряпочках. Что она подарила тем, у кого до сих пор не было права на самостоятельную жизнь – считалось, что она женщине не нужна?
Стиль Шанель – это не просто набор предметов и аксессуаров, это манифест независимой, путешествующей и хорошо зарабатывающей женщины, которая сама распоряжается судьбой и берет от жизни ровно то, что хочет взять. Когда Шанель придумала просторную пройму и новый крой, мужчины-кутюрье были раздражены:

– Зачем женщине такая пройма?

– Чтобы она могла свободно поднимать руки.

– Зачем ей поднимать руки?

Действительно, зачем? Единственное, что было нужно кукле, затянутой в корсет – это подавать лапку для поцелуя и жеманно складывать ее потом в изящных жестах где-то в районе живота. Она же не собирается голосовать, в самом деле?

Шанель как бренд

По сути, Коко сделала для женщин то же самое, что для мужчин сделал великий денди Бо Браммел. Он подарил джентльменам одежду для активной жизни и бизнеса, объяснив, что мужчина глупо выглядит в розовом бархате, атласных штанишках, пудреном парике, цветочках и кружевах.

Шанель объяснила женщинам, что душный стиль Великой Эпохи, главной приметой которого стала раскормленная, но затянутая самка, живущая для того, чтобы переодеваться 12 раз в день и обедать – тоже глупость. Каждая ее новая коллекция внедряла в сознание современников поразительную мысль: женщина, прежде всего, человек, ей должно быть удобно в ее платьях.

Быстрая игла и острое слово

Шанель отличалась удивительной деловой хваткой. Да, она жила полной жизнью – много любила и искренне страдала. И все, что было выстрадано, оставила в простых, но метких словах. Для французов красноречие всегда было таким же необходимым элементом кокетства и привлекательности, как и стиль в одежде.

Стиль жизни
Лучшие вещи в мире бесплатны, второстепенные очень дороги.
Роскошь – не противоположность бедности, роскошь – противоположность вульгарности.
Есть те, кто богат, и те, у кого есть деньги.
Я пью шампанское только в двух случаях: когда я влюблена и когда нет.
Самый смелый поступок – думать самостоятельно.
Всегда верьте, что должно произойти что-то удивительное.
Если тебе грустно, нанеси еще помады и атакуй!
Успеха часто достигают те, кто знает, что неудачи не избежать.

Мода
Я не занимаюсь модой. Я сама – мода.
Мода уходит, стиль остается.
В платье ищите женщину. Нет женщины – нет платья.
Элегантность – это ограничения.

Женщина и мужчина
Не знаю, почему женщины требуют всего того, что есть у мужчин. Ведь у женщин, среди прочего, есть мужчины.
Женщины всегда должны говорить мужчинам, что они большие, сильные, удивительные. На самом деле, женщины сильнее. Это только мое мнение, я не профессор.

Красота
Лучший цвет в мире – тот, который идет вам.
В двадцать с небольшим у тебя есть лицо, данное тебе от природы. В 50 то, которое вы заслужили.
Вы можете быть красивыми в тридцать, очаровательными в сорок и неотразимыми до конца своих дней.
Простые, казалось бы, слова, а сколько мудрости в них содержится!

[Velvet]

«Ооо, такой болезни у меня еще не было...»

Итальянская еврейка Рита Леви-Монтальчини родилась в 1909 году.
Будучи девочкой из обеспеченной семьи сефардов (сефа́рды - это субэтническая группа евреев, сформировавшаяся на Пиренейском полуострове из потоков миграции иудеев внутри Римской империи, а затем внутри Халифата), дочерью математика и художницы, топнула ножкой и пошла учиться медицине. После того, как Муссолини объявил евреев людьми вне социума, гордая женщина уехала из Турина во Флоренцию и устроила лабораторию в собственной спальне.
В итоге Рита стала нейробиологом мирового уровня, получила Нобелевскую премию за открытие факторов роста, что дало возможность бороться с Альцгеймером и онкологией.
Получила, прямо скажем, нечасто раздаваемую должность пожизненного сенатора Республики, которую обычно получают бывшие президенты.
А ещё она была "королевой стиля", стройняшкой, красоткой и раскрепощённой женщиной.

Прожив больше 100 лет, Рита никогда не была замужем и не оставила наследников. Она никогда не стремилась к семейной жизни и утверждала, что ее жизнь и без того «богата превосходными человеческими отношениями, работой и увлечениями». На протяжении всей жизни она занималась благотворительностью и поддержкой молодых ученых. В ее доме часто устраивались званые вечера, во время которых хозяйка поражала гостей своим жизнелюбием и остроумием.

Ей принадлежит совершенно шикарная фраза: «Для улучшения пищеварения я пью пиво, при отсутствии аппетита я пью белое вино, при низком давлении - красное, при повышенном - коньяк, при ангине – водку». - А воду? – «Ооо, такой болезни у меня еще не было...»

На праздновании своего 100-летнего юбилея Рита Леви-Монтальчини заявила о том, что ее ум сохранил свою остроту и ясность, и что она продолжает ежедневно уделять несколько часов исследовательской работе. «Несмотря на то, что мне исполняется 100 лет, соображаю я сейчас – спасибо опыту – гораздо лучше, чем тогда, когда мне было 20. В 20 мы все такие дуры…». В 2001 г. она стала пожизненным сенатором – этого звания в Италии могут удостоиться лишь бывшие президенты и граждане, прославившие страну своими достижениями в сфере искусства и науки.

Донна Рита прожила 103 года, до конца сохранив ясный ум и подвижность.
Она умерла во сне на 104-м году жизни, навсегда оставшись в истории науки под именем «повелительницы клеток». Накануне своего 100-летия она сказал: «Для меня невероятная удача быть среди живых. Тело может умереть, но остаются послания, которые мы отправляем при жизни. Мое послание таково: верьте в истинные ценности!».

P.S. На трёх фотографиях ей ровно 100 лет.

[Sunshine]

Оказывается, когда Параджанов сидел на зоне, М.Антониони, Федерико Феллини и Тонино Гуэрра скинулись, собрали 40 тысяч долларов (сумма громадная по тем временам) и передали в Союзкино с просьбой улучшить условия его пребывания в лагере.
Союзкино отвергло дар :
"У нас все должны сидеть в одинаковых условиях"...
Тем не менее Феллини постоянно отправлял Параджанову посылки с продуктами.
Начальник зоны стал допытываться : кто такой этот Федерико?!Параджанов на голубом глазу ответил :
"Это на самом деле Федор, мой родной брат. Он еще октябренком попал в Италию к нашей бабушке-революционерке...И даже фамилию ее взял - Феллини, что на итальянском значит "несокрушимый"...
А когда у него на зоне отобрали карандаши и запретили рисовать, он выцарапывал профили великих людей на крышках от кефира, заливал смолой и делал такие "медали Параджанова"..
Одна его поделка с профилем Пушкина попала к Феллини, и тот сделал из нее серебряную медаль, которая стала главной наградой на кинофестивале в Римини...
Ее получили Мастроянни, Софи Лорен и Милош Форман...
Такие дела...
Талеры, 1974-1977. Сделанные из алюминиевой фольги молочных крышек, Параджанов вырезал их своими ногтями. Тот, что справа вверху, использовался на кинофестивале "Золотой абрикос".
C)

[Sunshine]

С ПЫЛЬНОЙ ПОЛКИ....

Одна из самых трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.

Между ними не могло быть ничего общего.
Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов.

Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным.
И Маяковский уехал в Москву один.

От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» со словами:
«Я все равно тебя когда-нибудь возьму
- Одну или вдвоем с Парижем!»

Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского».
Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.

Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами:
«От Маяковского».

Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков:
«От Маяковского». Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.

Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.

В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным.
Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… — Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес:
«От Маяковского».
С)


Письмо Татьяне Яковлевой

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне

» Кликните сюда для просмотра оффтоп текста.. «

красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав —
тубо —
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме,—
не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски,-
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы…
ну их! —
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты —
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны —
спортом
выпрямишь не многих,—
вы и нам
в Москве нужны
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.

[Sunshine]

Как Сталин уговорил Булгакова остаться в СССР и почему дарил тайные подарки Вертинскому.

Сталин - шекспировский герой. Масштаб личности этого политика не оставлял равнодушными художников XX века. Они наблюдали как заворожённые, а ещё отдавали себя в его руки. Вертинский и Булгаков, что у них общего? - Страна и Сталин.
Сталин - читатель
Иосифа Сталина по праву можно считать самым образованным руководителем страны Советов. Он знал немецкий и неплохо владел английским. Сталин хорошо был знаком с классической литературой, увлекался философией. В свои официальные речи с удовольствием вставлял цитаты Чехова, Гоголя, Грибоедова, Пушкина и Толстого. А вот Достоевского не любил.

После смерти вождя на «Ближней даче» остались 10 тысяч томов. Его личная библиотека. Никита Хрущёв прикажет утилизировать все книги. Сохранятся только те, на обложках которых много пометок Сталин сделал собственноручно. Нет сомнений, что этот руководитель партийного аппарата имел тонкий вкус к искусству. А в юные годы Иосиф Джугашвили и сам писал поэтические строки. Вот как заканчивается его ранее стихотворение:

Но люди, забывшие Бога,
Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.

Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!»(с.)

Иосиф Джугашвили
Так как же складывались его отношения с художниками двадцатого столетия? Диктатор создавал сложные условия для жизни творческих людей. Цензура, преследования, ограничения. Его авторитету пьедесталом служил страх. Но только ли страх? Читавшие Шекспира буржуа часто проводили параллели с шекспировскими героями. Чем не Ричард III? Масштаб и загадка в этом человеке завораживали думающий класс.
Булгаков. Оторопь
Михаил Булгаков
Булгаков... В последние годы страдавший от неврастении, боявшийся переходить улицу без сопровождения жены, затравленный и больной, казалось, должен был Сталина ненавидеть, а вместо этого писал его портрет на страницах своих произведений.

В 1920-х годах Михаил Булгаков предпринимал попытки к иммиграции, но переезд не состоялся из-за серьёзных проблем со здоровьем. Писатель остаётся под советским гнётом. Впереди годы лишений, страхов, не востребованности. По одной из версий Булгаков выпишет образ Сталина в романе «Мастер и Маргарита». И сам Булгаков воспринимал вождя как сложного героя, его оценка появится в пьесе «Батум». Сталин останется недоволен описанием своей юности и запретит эту пьесу.

Воланд. Графика
Однако Булгаков желает показать - дьявол уже среди нас. Хоть он ещё не абсолютное зло. Размах писательской беды Булгакова таков: премьера «Дней Турбиных» во МХАТЕ получила ошеломительный успех. У зрителей истерики, обмороки. Люди просто не могут справиться с эмоциями. Есть свидетельства, что сам Иосиф Виссарионович смотрел спектакль 10 раз. А вместе с тем чудовищные рецензии в прессе.

Луначарский распорядился растоптать и раздавить мелкобуржуазного автора. Затем последует обыск в квартире, конфискация рукописи «Собачье сердце» и дневника. Пьесу «Бег» ставить строго запрещено. Первую редакцию романа «Мастера и Маргарита» Булгаков разорвал и сжёг. А затем написал об этом советскому правительству. 28 марта 1930 года Булгаков попросит «сильных мира» об отъезде из страны: «Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу».

18 апреля этого же года в квартире писателя зазвонит телефон. Голос нельзя не узнать. На другом конце провода Иосиф Сталин: «Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда – Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?».

И Булгаков растерялся, спасовал. О своём ответе будет сожалеть всю жизнь. Мощь собеседника заставила его отступить. Ответит, что русский писатель не может жить без Родины, и этим решит свою судьбу. Останется в Союзе, будет уважать и бояться.
Вертинский. Личный соловей
Другого художника, а если быть точнее поэта, певца и артиста Александра Вертинского Сталин вернёт в страну. Просто потому что любит его песни. На тот момент артист прожил в эмиграции 25 лет. Периодически отправлял просительные письма о возвращении, а в 43 году его просьбе решено удовлетворить. Весьма популярный за рубежом певец с радостью возвращается с молодой женой и дочкой на Родину. Но приём его удивит. Сталин даст ему жильё и не будет мешать выступать с концертами, вот только радио и газеты будут молчать. О записи новых пластинок не может быть и речи. А это значит, что семья артиста лишена авторских отчислений. Хлеб приходится добывать натурой. Вертинский давал 24 концерта в месяц и отправлялся в самые дальние уголки страны.

Вертинский жалобно говорил о себе так: «Я существую на правах публичного дома: все ходят, но в обществе говорить об этом не прилично».

Парадокс в том, что у него самый влиятельный в стране, а может и в мире поклонник. То, что Иосиф Сталин очень любил слушать Вертинского известный факт.

Лишь раз в Союзе Вертинский побывал в студии звукозаписи. Приказ – петь. А рядом невозмутимые вооружённые охранники. Единственная пластинка с композициями певца записана была специально для руководящего состава. За Александром Вертинским нередко высылали машину. Маршрут лежал прямо в Кремль. Певец вспоминал, что его приводили в просторный кабинет. Стол был накрыт для одного. Из-за шторы бесшумно выходил ОН. Вертинский пел, репертуар выбирал самостоятельно. Артисту казалось, что особенно благосклонно Сталин слушал его экзотические песенки. И в таинственном кабинете часто звучало:

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда поет и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван...
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда у Вас на сердце тишина,
Вы, брови темно-синие нахмурив,
Тоскуете одна. (с.)

Затем слушатель безмолвно вставал и скрывался из виду – это значило, что концерт окончен. За такие выступления Вертинскому не платили, но раз в год всё та же чёрная машина привозила дорогие подарки, например, китайский сервиз. Сталин наслаждался талантом артиста в одиночестве. И не собирался делиться удовольствием со страной. В свою очередь Вертинский гордился собой, но об этих встречах помалкивал. Уважал и боялся.

[Sunshine]

ЭННЕ БУРДА - "МАМА ГОТОВЫХ ВЫКРОЕК".

Когда в марте 1987-го года в Советском Союзе вышел первый номер журнала "Бурда моден" на русском языке, советские женщины были в восторге! Еще бы! Яркий, красочный журнал на хорошей бумаге привлекал не только моделями, но, и это главное, тем, что на каждую модель были выкройки, причем всех размеров с описанием поэтапного изготовления платья или жакета....Даже самая неопытная "портниха" могла "соорудить" себе платье "а ля Бурда моден".

Она не умела шить и ничего не знала об издательском деле. Но у нее было внутреннее чувство элегантности, очень много энергии и муж, измена которого как раз и запустила маховое колесо новой истории.
Жизнь Энне Бурда (1909 – 2005) это часть немецкой истории. Энне Бурда родилась в кайзеровской империи, жила в скромных условиях в маленьком городке на юге Германии, она застала Первую мировую войну, Веймарскую республику и Третий Рейх.
Ее настоящее имя … Анна Магдалена Леммингер. Она появилась на свет в 1909-м году в рабочей окраине провинциального городка Оффенбурга. Отец — паровозный машинист, добродушный, живой. Погиб в 1945-м — английский самолет заметил внизу поезд, который он вел, и врезал из пулеметов по локомотиву.
Мать – скромная домохозяйка.
После окончания школы при монастыре и получения аттестата Анна прошла курс в местном коммерческом училище и пошла работать кассиром на электростанцию. Юная Анна не хотела быть как все и потому сразу обрезала косы, изменила имя и превратилась в Энне. И теперь, когда в Оффенбурге произносили имя "Энне", каждый понимал, о ком идет речь.

Девушка принимала у местных предпринимателей платежи за электроэнергию. Тогда же и произошла встреча, ставшая судьбоносной. Она познакомилась и вскоре вышла замуж за владельца небольшой типографии, молодого коммерсанта Франца Бурду, предки которого были из Чехии. Так в 1931 году Анна Леммингер стала Анной Бурдой.

Она родила мужу трех сыновей. Дни Энне были наполнены повседневными хлопотами, хотя муж, по ее беспрекословному требованию, оплачивал услуги домработницы и няни.
Так прошло почти двадцать лет, может, так прошла бы и вся жизнь Энне, и осталась бы она рядовой счастливой немкой, если бы не одно банальное известие, круто перевернувшее ее жизнь. Однажды Энне узнала, что Франц давно состоит в любовной связи с собственной секретаршей, которая уже успела родить ему дочку. Чтобы обеспечить эту побочную семью, неверный супруг подарил любовнице одну из своих типографских мастерских и небольшой журнал мод "Эффи Моден", быстро захиревший вследствие неумелого управления.
Сорокалетняя Энне не побоялась превратить семейную трагедию в личный шанс.
Преисполнившись здоровой злости, она позвонила адвокату, но не для того, чтобы начать бракоразводный процесс, а чтобы отобрать у любовницы мужа журнал мод

Вокруг царила послевоенная разруха. Немецкие женщины по несколько раз перелицовывали старые платья, стараясь выглядеть привлекательно. Энне прекрасно понимала, что представительницы прекрасного пола, утомлённые войной, хотят выглядеть стильно, но, разумеется, не имеют средств на костюмы Chanel и Dior.
И она предлагает читателям своё решение проблемы — яркий иллюстрированный журнал с подробными выкройками, которые могли освоить даже начинающие швеи. Теперь дизайнерские тенденции можно было адаптировать к реальности. Акцент на выкройках, одежда по которым идеально сидела, модно выглядела и была удобной. А еще плюс кулинарные рецепты и советы по благоустройству домашнего интерьера своими руками.
Она начинала с грязного фасада трактира Wirtschaft zum Badle кусками отваливалась штукатурка. Этот двухэтажный дом в Ларе был серым, как и вся послевоенная Германия

Главную проблему решали выкройки. И для этой цели Энне пригласила Лило Дюршнабель, сообразительную молодую портниху из Оффенбурга, отлично знавшую свое дело.
Гюнтера Кригера. Энне назначила на должность художника-графика и всегда похвально отзывалась о нем: "Он делал изумительные выкройки, даже изобрел особое колесико для перевода выкройки на ткань, которое мы потом запатентовали".
В одежде Энне предпочитала минимализм, но отнюдь не в исключительном его проявлении. Если была возможность отказаться от каких-то лишних деталей в одежде, она это делала. Фрау Бурда предпочитала одежду с точным кроем, любила платья-футляры и драгоценности.
Мастерицы, умевшие "шить по Бурде", были нарасхват. Сдержанный стиль "Бурды" импонировал советским женщинам, не готовым после отечественного скудного быта воспринимать буйство моделей и расцветок западной моды "от кутюр".
Этот стиль воспитал вкусы целого поколения молодых красавиц, отказавшихся от сомнительных достижений отечественной легкой промышленности в пользу вдохновленного "Бурдой" самостоятельного творчества. Разглядывая великолепного качества картинки с моделями, прическами, макияжем, вкусной едой, изысканными интерьерами, женщины конца 80-х, грезили о такой красивой жизни, которая вдруг оказалась вполне реальной и достижимой, благо, и рецепты, и выкройки прилагались.

Кстати, сама Энне Бурда, как ни парадоксально, не сделала в своей жизни ни единого стежка и ненавидела домашнее хозяйство во всех его проявлениях (за исключением, разве что, кулинарии). Зато ее деловая хватка и интуиция выше всяких похвал, и ее описывают как человека умного, эмоционального, чуждого сомнений и привыкшего добиваться всего, что она находит для себя необходимым и полезным.

Она умерла в возрасте 96 лет, 3 ноября 2005 г.

[Sunshine]

Когда в Ставрополь привезли эшелон эвакуированных из Ленинграда детей сирот, малыши стоять уже не могли, дистрофики. Горожане разобрали детей по домам, осталось семнадцать самых слабых, их брать не хотели – чего там брать, все равно не выходишь, только хоронить…

Всех их взяла себе Александра Авраамовна Деревская. И потом продолжила. Забрала братьев и сестер тех, что были у нее. Ее дети вспоминали потом: "Однажды утром мы увидели, что за калиткой стоят четыре мальчика, меньшему – не больше двух… Вы Деревские… мы, тетенька, слышали, что вы детей собираете… у нас никого нет… папка погиб, мамка умерла… Ну и принимали новых в семью. А семья наша все росла, таким уж человеком была наша мама, если узнавала, что где то есть одинокий больной ребенок, то не успокаивалась, пока не принесет домой. В конце 1944 узнала она, что в больнице лежит истощенный мальчик шестимесячный, вряд ли выживет. Отец погиб на фронте, мать умерла от разрыва сердца, получив похоронку. Мама принесла малыша – синего, худого, сморщенного, сморщенного… Дома его сразу положили в теплую печку, чтоб отогреть… Со временем Витя превратился в толстого карапуза, который не отпускал мамину юбку ни на минуту. Мы прозвали его Хвостиком…"

К концу войны у Александры Авраамовны было 26 сыновей, и 16 дочерей. После войны семью переселили в украинский город Ромны, где для них был выделен большой дом и несколько гектаров сада и огорода. На могильной плите матери героини Александры Авраамовны Деревской – простая надпись: "Ты наша совесть, мама"… И сорок две подписи…