Святая Земля. Мой край родной. Опции

[Сладкий Яд]

"Мне говорят, что надо уезжать"...

"Мне говорят, что надо уезжать".
За окнами, хлебнув хмельной отравы,
Шумит чернорубашечная рать
И неотложной требует расправы.

Меня усердно за собой маня,
Предчувствуя неотвратимость бедствий,
В дорогу собирается родня, —
Уже не эмиграция, а бегство.

А я вослед им говорю: "Пока, —
Я опасаюсь временных пристанищ
В безмолвии чужого языка,
Который мне родным уже не станет."

Меня пугают: "Худшей из смертей
Умрёшь ты здесь, растерзанный и голый."
Мне говорят: "Пора спасать детей, —
Теперь не время думать про глаголы.

Недолгий срок тебе судьбою дан
Для нового открытия америк.
Когда вскипает штормом океан,
Не время выбирать удобный берег."

Уже последний отзвенел звонок,
Но медлю я, приникнув, как Овидий,
К родной земле, где я не одинок, —
Где есть кого любить и ненавидеть.


1990

Автор слов: Городницкий Александр

[Сладкий Яд]

Ах, Земля моя обретенная,
Полыхание синевы,
Левантийское море сонное
И сухие пучки травы.
Могендовиды, полумесяцы,
Христианства святой огонь.
На ладони она поместится,
Если взять ее на ладонь.

Ах, Земля, что была утрачена
И недавно возвращена,
За которую кровью плачено
И похоже, что не сполна.
Мне работать на ней и сеять бы,
Воротив молодую прыть,
Только мне, как и Моисею, здесь
Не придется уже пожить.

Та Земля, что вдоль моря тянется,
От которой отчалил Ной,
Навсегда мне чужой останется,
А для внуков моих родной.
Обреченного человечества
Прорастающее зерно,
Над которым пылает вечера
Неразбавленное вино.

2008

Александр Городницкий.

https://vocaroo.com/1jHugwmEvFId

[Сладкий Яд]

[Сладкий Яд]

Бахайский Храм

У вершины Кармель, где стоит монастырь кармелитов,
У подножья ее, где могила пророка Ильи,
Где, склоняясь, католики к небу возносят молитвы
И евреи, качаясь, возносят молитвы свои.
Позолоченным куполом в синих лучах полыхая,
У приехавших морем и сушей всегда на виду
Возвышается Храм новоявленной веры бахаи
Возле сада цветущего трижды в году.

Этот сказочный Храм никогда я теперь не забуду,
Где все люди живут меж собой в постоянном ладу.
Одинаково чтут там Христа, Магомета и Будду
И не молятся там, а сажают деревья в саду.
Здесь вошедших любя обнимают прохладные тени,
Здесь на клумбах цветов - изваянья животных и птиц.
Окружают тебя очертания дивных растений,
Что не знают границ, что не знают границ.

Буду я вспоминать посреди непогод и мороза
Лабиринты дорожек, по склону сбегающих вниз,
Где над синью морской распускается чайная роза
И над чайною розой небрежно парит кипарис.
Мы с тобою войдем в этот сад, наклоненный полого,
Пенье тихое птиц над цветами закружится вновь.
И тогда мы с тобой осознаем присутствие Бога, -
Ибо Бог есть Любовь, ибо Бог есть Любовь.


Автор слов: Городницкий Александр

[Сладкий Яд]

[Сладкий Яд]

Отгорели в огне Холокоста
Миллионы еврейских сердец.
Быть евреем на свете не просто,
Как заметил хасидский мудрец.
Не сгибаться, согнувшись дугою,
Голосить – молчаливым на вид,
Улыбаться и там через горе,
Где другой зарыдает навзрыд.
Отличат его внешность и говор.
Он в любом неприютен дому.
То, что может проститься другому,
Никогда не простится ему.
Презираемый и безответный,
Меж чужих он всегда одинок,
Но под злым и пронзительным ветром
Розовеет его огонек.
И на сцене кривляться он будет,
Ослепительный комик и мим,
И смеются наивные люди
Там, где плакать положено им.

2007

Александр Городницкий

[Сладкий Яд]

[Сладкий Яд]

Актуально и сейчас...

Спит солдат по-соседству – ни выправки нету, ни стати,
Замусолена куртка, прикрыла затылок кипа.
Не увидишь такого, пожалуй, у нас и в стройбате.
Спит усталый солдат, и судьба его дремлет, слепа.
Кто сегодня предскажет, что может назавтра случиться
С этим мальчиком спящим, что так на бойца непохож?
Может, будущей ночью воткнётся ему под ключицу
Мусульманский кривой, для убийства наточенный нож?
Тонкошеий, небритый, с загаром спалённою кожей,
Автоматный ремень в полудетском его кулаке.
Я не знаю иврита, он русского тоже, и всё же
Как нетрудно мне с ним говорить на одном языке!
Почему так легко понимать мне его? Потому ли,
Что в тылу он не станет искать безопасных путей?
Что меня не сразит центробежною смертною пулей?
Что саперной лопаткой моих не порубит детей?
Мчит автобус ночной по дороге меж горных селений,
И во сне улыбаясь звезды заоконной лучу,
Спит солдат на сиденьи, усталые сдвинув колени,
Автомат, словно скрипку, прижав подбородком к плечу.

1991

Автор слов: Городницкий Александр


Вечер любит прислушаться к скрипам,
к вздохам сада, к шуршанию ветвей...
Вот запела пронзительно скрипка,
вот над нею склонился еврей.
Пряча боль за неловкой улыбкой,
принимая без гнева житьё,
все евреи играют на скрипках
про еврейское счастье своё.

Припев:
Пой, скрипочка, пой !
Пой, не унывай.
Сердце мне успокой,
душу не надрывай.

Наплевав на хулу, на приличья,
мы со скрипкой сливались своей.
Нет на свете сильнее привычки,
чем всецело довериться ей.
Пусть нам жребий нелёгкий достался,
мы - невольники многих держав,
но еврей - если струн нем касался,
не еврей - коль смычка не держал.

Как убого снотворное крика,
как ничтожен неистовства бес.
Но еврейская магия скрипок -
это верная мета небес.
Эта мета нас всех возвышает.
О, как скрипке тепло у плеча !
Эта скрипка меня обрекает
на любовь... На любовь и печаль.

Мой сосед горбоносый и пылкий,
матерком овладел, как мечом.
Но ночами безумствует скрипка
под его медоносным смычком.
Вот и я - и ленив, и банален,
грубоват, глуповат, близорук...
Но стремителен и гениален
мой смычок продолжением рук.

Мы - евреи. Мы вечны. Мы слабы.
Музыканты, менялы, врачи,
прохиндеи, зав.склады, завлабы...
Все со скрипками. Все скрипачи.
Даже в зоне предсмертного хрипа,
улетая в бессмертье своё,
все евреи играют на скрипках,
даже те, кто не видел её.

Автор слов: Красночаров Александр

[Сладкий Яд]

[Сладкий Яд]

А я уже в солдаты не гожусь:
болезни, травмы, ну, короче, возраст…
Я утешаюсь тем, что я горжусь
каким-то мальчиком, живущим где-то возле.

Ещё я как-то всё-таки держусь,
но возраст горизонт предельно сузил …
Я утешаюсь тем, что я горжусь
каким-то мальчиком на танке или с «Узи».

Я утешаюсь тем, что я люблю
проход девчушки с карабином сложным,
и всё о чём-то Господа молю,
зайдясь в любви своим нутром безбожным.

Моя страна в покое, в беготне
живёт, бурлит, блаженствует и плачет…
Я знаю, этот мальчик не к войне,
а к жизни был рождён и предназначен.

Но уперев приклад в тугой живот,
он в ночь идёт, хранимый мной и Б-гом,
а Гения, который в нём живёт,
он попросил повременить немного.

Иди, мой мальчик, и убей врага!
Не ты придумал этот способ выжить.
Пусть перед ним раскроются врата,
где он предстанет пред Судьёй Всевышним.

А ты вернешься, цел и невредим,
к той девочке единственной, любимой…
Я буду вслед молиться вам двоим,
смотреть, как вы в рассвет плывёте мимо.

Я неумело помолюсь вам вслед,
я упрошу распахнутое небо,
что б лихолетье всех летящих лет
вас обошло свирепостью нелепой.

Я здесь, ты без меня воюешь там.
Войны законы истовы и грубы:
ей всё равно, чьи слёзы по щекам,
ей всё равно, чьей кровью мазать губы.

Мой мальчик, ты воюешь за меня.
Будь, мальчик, храбр и всё же осторожен.
Ты там стоишь на линии огня,
я за тебя молюсь нутром безбожным.

Моя страна, привычная к войне,
навечно с нами в радости и в боли…
Я знаю, этот мальчик жив во мне,
я знаю, мы одной с ним общей крови.

Когда-нибудь придёт конец войне,
Израиль укроет старый Щит Давидов,
и ты, мой мальчик, вспомнишь обо мне,
меня ни разу в жизни не увидев.

Автор слов: Красночаров Александр